Адам и Ева проклятого мира. Сергей Гончаров

первого предложения.

      И начала читать.

      Глава 1. После катастрофы

      Самолет падал. Это чувствовалось во всем, начиная от перегрузок, когда я не мог пошевелить не то, что ногой, а даже пальцем, и заканчивая невыносимым криком сотен глоток…

      Нет, это далеко.

      Наверное стоит начать с того, что ничего не предвещало беды. Ровный гул двигателей, мерное посапывание супруги, несколько голосов создававших фоновый эффект, облака, словно вата, стелившиеся ниже, книга Достоевского в руках.

      Я с женой летел в Италию, в отпуск. Идея принадлежала моей ненаглядной, будь моя очередь, то мы бы ехали в комфортабельном автобусе на север Европы – Швейцария и Финляндия мне нравятся гораздо больше.

      Вот так я с женой оказался в самолете на высоте десяти тысяч метров.

      Лида уснула ещё во время взлёта, потому так и осталась пристегнута.

      Я отстегнулся, затем посидел, понаблюдав за удалявшейся землей с ее скучными и серыми людишками. Когда под ногами оказались облака, снова пристегнулся. Не знаю, что на меня тогда нашло. Может шестое чувство подсказало? Сосед, сидевший через проход от Лиды и похожий на киношного воротилу шоу-бизнеса, хмуро глянул на мои действия. Будто я мешал ему чем-то. Затем снова принялся за оставленный журнал.

      Он, кстати, не выжил.

      Мы летели уже полтора часа, во время которых мне удалось прочитать несколько глав знаменитого русского классика. Я тогда как раз решил заняться самообразованием.

      Самолёт стал снижаться. Неприятно заложило уши. По салону прошла стюардесса – довольно симпатичная блондинка, но в её глазах я увидел холод безразличия, который бывает лишь у злых людей. Хотя я мог себе это и придумать. На её бейдже было написано «Софья».

      У меня так кошку когда-то звали.

      Мельком глянув на часы, я стал наблюдать, как в иллюминаторе приближаются облака, как обволакивают мягкими белыми лапами самолет, и как неохотно расступаются, выпуская металлическую птицу из чрева. Под нами простирались поля, кое-где перемежаемые рощами и паутинками дорог, вдалеке виднелись озера и речка, соединявшая их. Еще дальше, на возвышенности лежал город, без сомнения крупный, но с такой высоты казавшийся игрушечным.

      В этот самый момент я и почувствовал приближение беды. Не долетим – говорило сердце.

      Так оно и случилось.

      Шум двигателей стал стремительно стихать и вскоре вовсе прекратился. В салоне на сотые доли секунды повисла абсолютная тишина, от которой даже уши резало. Потом железная птица с безумной скоростью стала падать по касательной, радиус которой с каждой секундой уменьшался. От перепада давления напрочь заложило уши. Пульсация в голове стала настолько сильной, что давила изнутри на глаза. Люди страшно, дико кричали, но я слышал лишь отдаленные голоса. Не помню, кричал ли я. Вполне вероятно, ведь меня, как и других, захлестнул бесконтрольный ужас. Ты сидишь в кресле и падаешь с громадной высоты. И ничего-ничего не можешь с этим сделать. Ну, разве что обмочиться от страха…

      Дальнейшее я не помню. В воспоминаниях есть короткий фрагмент, как на подгибающихся ногах несу Лиду в сторону деревьев, но не доношу несколько метров и спотыкаюсь, падаю, а сил подняться уже нет.

      ***

      Очнулся я лицом на влажном и холодном асфальте, зато спину припекало неимоверно. Плотной стеной стоял удушливый смрад гари. Прокашлявшись, я увидел Лиду. Она уже сидела и хлопала глазами, пыталась понять, где оказалась. Слышался треск пламени и неясные, сбивчивые и сумбурные, голоса.

      – Ты как? – прохрипел я.

      Собственный голос показался чужим.

      Лида медленно кивнула. Затем поморщилась и приложила правую руку к виску. Вероятно, ударилась и теперь болела голова. Сущий пустяк, если учитывать, с какой высоты мы грохнулись.

      Я огляделся. На всем видимом пространстве царствовала смерть. От разбившегося самолета мне уйти далеко не удалось – метров тридцать, не далее. Стальная птица горела, чадно и задорно, словно костер в пионерском лагере. Вокруг лежали тела в самых невероятных позах, чем ближе к самолету, тем сильнее обгоревшие. Всюду валялся багаж: тряпки, бутылки, детали всевозможных электронных устройств, кресла, части фюзеляжа и человеческие останки. Неподалёку от нас находились люди, семь человек.

      Лида смотрела на произошедшее пятирублевыми глазами, еще слабо отдавая себе отчет в том, что произошло. В момент крушения она проснулась – это естественно. Но, сколько длилось то крушение? Считанные секунды, а затем, от удара о землю, снова оказалась без чувств, как и многие другие, чьи останки сейчас лежали внутри и снаружи раскуроченного и вывернутого наизнанку самолета.

      – Пойдем, – я медленно поднялся. Равнодушно отметил, что джинсы на мне грязные, но целые, а платье супруги даже не испачкалось.

      Лида посмотрела на меня круглыми глазами.

      – Скажи, что я сплю! – взмолилась она.

      – Я бы рад… – прохрипел я и снова закашлялся. От удушливого смрада гари начало подташнивать.

      Я