Собрание сочинений в 2 томах. Том 2. Золотой теленок. Илья Ильф

под фанерной аркой со свежим известковым лозунгом «Привет 5-й окружной конференции женщин и девушек», он очутился у начала длинной аллеи, именовавшейся бульваром Молодых дарований.

      – Нет, – сказал он с огорчением, – это не Рио-де-Жанейро, это гораздо хуже.

      Почти на всех скамьях бульвара Молодых дарований сидели одинокие девицы с раскрытыми книжками в руках. Дырявые тени падали на страницы книг, на голые локти, на трогательные челки. Когда приезжий вступил в прохладную аллею, на скамьях произошло заметное движение. Девушки, прикрывшись книгами Гладкова, Элизы Ожешко и Сейфуллиной, бросали на приезжего трусливые взгляды. Он проследовал мимо взволнованных читательниц парадным шагом и вышел к зданию исполкома – цели своей прогулки.

      В эту минуту из-за угла выехал извозчик. Рядом с ним, держась за пыльное, облупленное крыло экипажа и размахивая вздутой папкой с тисненой надписью «Musiquе», быстро шел человек в длиннополой толстовке. Он что-то горячо доказывал седоку. Седок, пожилой мужчина с висячим, как банан, носом, сжимал ногами чемодан и время от времени показывал своему собеседнику кукиш. В пылу спора его инженерская фуражка, околыш которой сверкал зеленым диванным плюшем, покосилась набок. Обе тяжущиеся стороны часто и особенно громко произносили слово «оклад».

      Вскоре стали слышны и прочие слова.

      – Вы за это ответите, товарищ Талмудовский! – крикнул длиннополый, отводя от своего лица инженерский кукиш.

      – А я вам говорю, что на такие условия к вам не поедет ни один приличный специалист, – ответил Талмудовский, стараясь вернуть кукиш на прежнюю позицию.

      – Вы опять про оклад жалованья? Придется поставить вопрос о рвачестве.

      – Плевал я на оклад! Я даром буду работать! – кричал инженер, взволнованно описывая кукишем всевозможные кривые. – Захочу – и вообще уйду на пенсию. Вы это крепостное право бросьте. Сами всюду пишут: «Свобода, равенство и братство», а меня хотят заставить работать в этой крысиной норе.

      Тут инженер Талмудовский быстро разжал кукиш и принялся считать по пальцам:

      – Квартира – свинюшник, театра нет, оклад… Извозчик! Пошел на вокзал!

      – Тпру-у! – завизжал длиннополый, суетливо забегая вперед и хватая лошадь под уздцы. – Я, как секретарь секции инженеров и техников… Кондрат Иванович! Ведь завод останется без специалистов… Побойтесь бога… Общественность этого не допустит, инженер Талмудовский… У меня в портфеле протокол.

      И секретарь секции, расставив ноги, стал живо развязывать тесемки своей «Musiquе».

      Эта неосторожность решила спор. Увидев, что путь свободен, Талмудовский поднялся на ноги и что есть силы закричал:

      – Пошел на вокзал!

      – Куда? Куда? – залепетал секретарь, устремляясь за экипажем. – Вы – дезертир трудового фронта!

      Из папки «Musiquе» вылетели листки папиросной бумаги с какими-то лиловыми «слушали-постановили».

      Приезжий, с интересом наблюдавший инцидент, постоял с минуту на опустевшей площади и