Свет мой ясный. Елена Арсеньева

он не проскочит мимо, а теперь ее белая рубаха отчетливо видна в темноте, и жаркое дыхание почти на ее плечах, и ей нипочем не уйти от него, такого прыткого, быстроногого…

      Только подумала – а он уже схватил ее за косу, развевающуюся за спиной, намотал на руку, притянул к себе.

      Алена тихо ахнула от боли и злости, но подчинилась: как бы косу не оторвал!

      – Егорушка! – жалобно закричала издали Анна. – Где ты?

      Егор чуть ослабил хватку, так что Алена смогла оглянуться – и увидеть, как он помотал головой: молчи, мол!

      – Нашел ведьму? – плаксиво окликнула Анна. – Нашел, Егорушка?

      – Нашел, нашел, – чуть слышно прошептал тот, и Алена увидела, как блеснули его зубы: он улыбался. – Шел, нашел…

      – Потерял, – докончила Алена всем известную считалку про лешего и рванулась что было сил, рискуя половину волос оставить в руке Егора. Она не ошиблась: от неожиданности его пальцы разжались – и выпустили косу. Однако он тут же спохватился – и ринулся за Аленой, бегство которой окончилось, едва начавшись: она наступила на подол – и повалилась на землю.

      Егор тут же споткнулся, рухнул на нее. Алена слабо вскрикнула – и лицо Егора склонилось над ней с озабоченным и враз насмешливым выражением:

      – Что? Костыньки поломал?

      – Егорушка-а! – не дал ей ответить истошный вопль Анны. – Куда это ты запропал? Или тебя ведьма на Лысую гору унесла? – И она запела, словно пытаясь дрожащим голосом разогнать свои страхи:

      Зарождалися три ведьмы

      На Петра да на Ивана:

      Первая ведьма закон разлучает,

      Другая ведьма коров закликает,

      Третья ведьма залом ломает!

      Алене от ее голосишка стало вдруг так смешно, что не удержалась – залилась мелким хохотом. А когда почувствовала, как сотрясается от такого же хохота мужское тело, крепко придавившее ее к земле, – и вовсе зашлась. Егор уткнулся лицом в Аленино плечо, выдыхал жарко, тяжело:

      – Ой, не могу! Чего ж ты хохочешь-то?

      – А ты? – задыхаясь, чуть не плача, спрашивала шепотом Алена. – А ты чего?

      – Ну и ладно! – вдруг донесся до них деловитый оклик Аннушки. – Ну и пусть… – И слышно стало, как она побежала под берег, громко распевая:

      Вы катитесь, ведьмы,

      За мхи, за болоты,

      За гнилые за колоды,

      Где люди не бают,

      Собаки не лают,

      Куры не поют —

      Вам там и место!

      «Куры не поют» почему-то было уж вовсе невмоготу смешно, однако ни у Алены, ни у Егора больше не было сил хохотать, и они просто лежали, с трудом переводя дыхание.

      Успокоилась над ними, в вершинах, всполошившаяся было птица, и кузнечики примолкли, но беленькая кашка, склонившаяся к лицу Алены, пахла по-прежнему сладко-сладко, и видно было, как трепещут звезды в прозрачной ночной выси.

      Егор чуть приподнялся, с улыбкой вглядываясь в глаза Алены:

      – Ты и правда ведьма?

      – А тебе-то что? – лениво усмехнулась она. – Какая твоя забота?

      – Да я, вишь,