Убей, укради, предай. Фридрих Незнанский

Сэр! — завопил из-за двери курьер.

      — Сам распишись! — крикнул в ответ Черный, хватая трубку. Но Джексон, слава аллаху, все еще разговаривал с кем-то другим.

      Воспользовавшись паузой, он быстро изучил обложку. Больше половины места занимал его портрет: высокий, плотный мужчина чуть старше тридцати с абсолютно круглым лицом, слегка раскосыми глазами, да и вообще, монгольские черты довольно заметны, на голове ежик. Снимок явно не самый удачный: здесь он больше похож на сержанта из фильмов Копполы или Кубрика, чем на писателя. Смонтирован, разумеется, на фоне Красной площади, хотя договаривались, что этого не будет. К сожалению, возмущаться поздно — момент упущен безвозвратно. Название оформлено еще лучше. «CHERNY P. R. Great business and policy in Russia» — каждая буква отбрасывает зловещую тень, а со слов «бизнес» и «политика» стекают кровавые капли. На заднем плане группа товарищей, слишком мелких, чтобы можно было разобрать, кто они такие. С трудом угадываются Горбачев, Сахаров и Николай II. Хотя, возможно, это Солженицын.

      — Ну что скажешь? — вернулся к прерванному разговору Джексон.

      — Полная жопа, — ответил Черный по-русски.

      — Что?! Говори по-английски, пожалуйста.

      — Говорю, читатели будут в восторге. Хотя, конечно, надо бы еще проще.

      — А-а. Я знал, что тебе понравится. Надеюсь, ты не забыл, полчетвертого у тебя ток-шоу.

      Забыл, само собой. Черный посмотрел в зеркало, сделал невинную физиономию и произнес вполголоса, обращаясь к своему отражению:

      — Томми, святая простота, звонит в три ночи по московскому времени, требует сатисфакции и свято верит, что через двое суток я буду помнить все, что наобещал во сне.

      — Порфирий?!

      — Иди ты в задницу! — рявкнул Черный.

      Порфирий. Столь помпезным именем наградил Черного дед. Дед тогда страдал от жестокого маразма и чудовищной ностальгии по покинутой в семнадцатом родине, а Черный потом страдал от его ностальгии всю жизнь. В школе, опасаясь насмешек товарищей, он сократил неблагозвучного Порфирия Рудольфовича до P. R., что, как он потом понял, повлияло на его карму и определило выбор профессии. Закончив Станфорд, Черный занялся паблик рилейшнз, то есть, говоря новомодным сокращением, пиаром. А когда в России в начале девяностых начался пиаровский бум, он приехал на историческую родину и за считанные месяцы сделал карьеру, о которой не мог даже мечтать в Штатах, и приобрел авторитет всемогущего VIP-тренера. Деда он простил и даже был очень ему благодарен за владение русским в совершенстве, но от собственного имени его по-прежнему каждый раз передергивало.

      — Я — P. R., понял? P. R.!

      — Прислать за тобой лимузин? — заржал Томми, хорошо знавший, как Черный реагирует на собственное имя. — Давай диктуй список вопросов, я запишу на автоответчик.

      — Каких вопросов?

      Черный почувствовал, что на лбу у него выступил пот, и включил вентилятор.

      — Кончай дурака валять! — Было хорошо слышно, как Джексон заерзал в своем кресле. — Я же тебе объяснял: этот придурок