Русские поэты XIX века: Хрестоматия. Отсутствует

хранителю,

      Всех утешителю

      Всё ниспошли!

      1834

      Н.И. Гнедич

      (1784–1833)

      В молодости Николай Иванович Гнедич был близок «Вольному обществу любителей словесности, наук и художеств». Его лирика этого времени носила соответственно гражданский, политический характер – стихотворения «Общежитие», «Перуанец к испанцу» и т. п.

      В дальнейшем в эстетике Гнедича причудливо сочетались глубокий интерес к античности с чувствительными медитациями в романтическом духе. Примеры последних встречаются в многочисленных элегиях и идиллиях – «Скоротечность юности», «Грустно, грустно, расставаться мне», «Рыбаки» и т. п.

      Подобно большинству поэтов-современников Гнедич много времени и сил отдавал переводам. Среди его удач в этом роде – «Простонародные песни нынешних греков», переводы гомеровских гимнов, трагедии Расина и Вольтера, поэмы и лирика Мильтона и Байрона и т. п. Главным же делом жизни Гнедича стал перевод «Илиады», труд-подвиг, которому было отдано двадцать два года жизни. Появление в печати этого перевода привлекло сочувственное внимание всего русского общества.

      «Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи; // Старца великого тень чую смущенной душой», – таков был отклик А.С. Пушкина.

      На могильном памятнике поэта – надпись: «Гнедичу, обогатившему русскую словесность переводом Гомера» и цитата из этого перевода: «Речи из уст его вещих сладчайшие мёда лились».

      ПЕРУАНЕЦ К ИСПАНЦУ

      Рушитель милой мне отчизны и свободы,

      О ты, что, посмеясь святым правам природы,

      Злодейств неслыханных земле пример явил,

      Всего священного навек меня лишил!

      Доколе, в варварствах не зная истощенья,

      Ты будешь вымышлять мне новые мученья?

      Властитель и тиран моих плачевных дней!

      Кто право дал тебе над жизнию моей?

      Закон? Какой закон? Одной рукой природы

      Ты сотворен, и я, и всей земли народы.

      Но ты сильней меня; а я – за то ль, что слаб,

      За то ль, что черен я, – и должен быть твой раб?

      Погибни же сей мир, в котором беспрестанно

      Невинность попрана, злодейство увенчанно:

      Где слабость есть порок, а сила – все права!

      Где поседевшая в злодействах голова

      Бессильного гнетет, невинность поражает

      И кровь их на себе порфирой прикрывает!

      Итак, закон тебе нас мучить право дал?

      Почто же у меня он все права отнял?

      Почто же сей закон, желание тирана,

      От коего падет свобода бездыханна,

      Меня ж неволит он себя переродить,

      И что я человек, велит мне то забыть?

      Иль мыслишь ты, злодей, состав мой изнуряя,

      Главу мою к земле мученьями склоняя,

      Что будут чувствия во мне умерщвлены?

      Ах, нет, – тираны лишь одни их лишены!..

      Хоть жив на снедь зверей тобою я проструся,

      Что равен я тебе… Я равен? Нет, стыжуся,

      Когда с тобой, злодей, хочу себя сравнить,

      И ужасаюся тебе подобным быть!

      Я дикий человек и простотой несчастный;

      Ты просвещен умом, а сердцем тигр ужасный,

      Моря и земли рок тебе во власть вручил;

      А