Последний год. Алексей Новиков

шуми, мати зеленая дубровушка,

      Не мешай мне, добру молодцу, думу думати…

      Пушкин читал напевно, словно хотел передать задушевную грусть музыкального зачина песни.

      – Теперь, – сказал он, – я обязан представить вам важное разъяснение. Конечно, каждый русский подтвердит, что дубровушка – тоже лес, а думу думати – то же, что и размышлять. Все, казалось бы, так, только нет уже в переводе прелести живого народного слова. Но я говорил вам, что заботился единственно о точности содержания. Разъяснение мое и принадлежит содержанию песни.

      Лёве-Веймар вынул записную книжку и карандаш, готовясь делать свои пометки.

      – Обратите внимание, – Пушкин снова взял листок, – на цареву речь:

      «Ты скажи, скажи, детинушка крестьянский сын,

      Уж как с кем ты воровал, с кем разбой держал…»

      – В большую ошибку впадет тот, кто подумает, что речь идет об обыкновенном воровстве или разбое. На судебном языке Московского государства так называли и мятеж. Вот о чем спрашивает в песне царь, вот в чем должен ответ держать перед ним крестьянский сын. Заметьте: если бы это место перевести – сын крестьянина, было бы узко и даже неверно. Речь идет о простолюдине, повинном в мятеже. Эту особенность наших песен, называемых «разбойничьими», надо знать каждому, кто хочет познать внутреннюю жизнь России…

      Пушкин на минуту задумался и рассказал гостю, что пишет роман о временах Пугачева.

      – Пугачев? Кое-что и я о нем знаю, – Лёве-Веймар не мог преодолеть любопытства, – но я ничего не знаю о романе Пушкина и жажду о нем узнать…

      – Во благовременье, если угодно, познакомлю. Приверженцы Пугачева тоже поют в моем романе «Дубровушку». Так и вижу их грозные лица, слышу голоса и ясно представляю себе то выражение, которое придают песне люди, обреченные виселице:

      «Исполать тебе, детинушка крестьянский сын,

      Что умел ты воровать, умел ответ держать!

      Я за то тебя, детинушка, пожалую

      Середи поля хоромами высокими —

      Что двумя ли столбами с перекладиной».

      – Вы, наверное, знаете, – заключил Александр Сергеевич, – что наш император и в недавние времена пожаловал теми же столбами с перекладиной друзей моей юности. По-видимому, царские обычаи не скоро меняются. Но это уже не относится до песни… А как было мне перевести для вас наше исконное выражение «исполать тебе»! Я поставил «bravo!»[1]. Но увы, это свидетельствует только о том, что не нашел нужного слова. Таких примеров в моих переводах имеется, пожалуй, довольно.

      Пушкин, расхаживая по кабинету, несколько раз косился на окно. Теперь подошел к нему вплотную.

      – А вот я скажу сейчас нянькам, что вы под моими окнами бездельничаете. Право слово, сейчас скажу!

      Лёве-Веймар, не понимая, что происходит, тоже приподнялся с кресла. В саду стояли дети Пушкина, явно чего-то ожидавшие.

      – Мы хотим играть в прятки, – чинно объяснила отцу Машенька.

      – Ужо, будут вам и прятки. Бегите

1

Браво (франц.).