Берег на закате. Рэй Брэдбери

аждый год. Неделю или, может быть, месяц из окон их дома льется музыка, на перилах веранды расцветает в горшках герань. Двери и крыльцо блестят свежей краской. На бельевой веревке полощутся на ветру то нелепые пестрые штаны, то модное узкое платье, то мексиканское платье ручной работы, словно белопенные волны плещут за домом. В доме на стенах картинки «под Матисса» сменяются подделками под итальянский Ренессанс. Иногда, поднимая глаза, видишь – женщина сушит волосы, будто ветер развевает ярко-желтый флаг. А иногда флаг черный или медно-красный. Женщина четко вырисовывается на фоне неба, иногда она высокая, иногда маленькая. Но никогда не бывает двух женщин сразу, всегда только одна. А потом настает такой день, как сегодня…

      Том опустил обломок на все растущую груду плавника неподалеку от того места, где Чико просеивал миллионы следов, оставленных ногами людей, которые здесь отдыхали и развлекались и давно уже убрались восвояси.

      – Чико… Что мы тут делаем?

      – Живем как миллионеры, парень.

      – Что-то я не чувствую себя миллионером, Чико.

      – А ты старайся, парень.

      И Тому представилось, как будет выглядеть их дом через месяц: из цветочных горшков летит пыль, на стенах пятна от снятых картинок, на полу ковром песок. От ветра комнаты смутно гудят, точно раковины. И ночь за ночью, всю ночь напролет, каждый у себя в комнате, они с Чико будут слушать, как набегает на бесконечный берег косая волна и уходит все дальше, дальше, не оставляя следа.

      Том чуть заметно кивнул. Раз в год он и сам приводил сюда славную девушку, он знал: наконец-то он нашел ее, настоящую, и совсем скоро они поженятся. Но его девушки всегда ускользали неслышно еще до зари – каждая чувствовала, что ее приняли не за ту и ей не под силу играть эту роль. А приятельницы Чико уходили с шумом и громом, поднимая вихрь и смерч, перетряхивали на пути все до последней пылинки, точно пылесос, выдирали жемчужину из последней ракушки, утаскивали все, что только могли, совсем как зубастые собачонки, которых иногда для забавы ласкал и дразнил Чико.

      – Уже четыре женщины за этот год.

      – Ладно, судья. – Чико ухмыльнулся. – Матч окончен, проводи меня в душ.

      – Чико… – Том прикусил нижнюю губу, договорил не сразу: – Я вот все думаю. Может, нам разделиться?

      Чико молча смотрел на него.

      – Понимаешь, – заторопился Том, – может, нам врозь больше повезет.

      – Ах, черт меня побери, – медленно произнес Чико и крепко стиснул ручищами сито. – Послушай, парень, ты что, забыл, как обстоит дело? Мы тут доживем до двухтысячного года. Мы с тобой два старых безмозглых болвана, которым только и осталось греться на солнышке. Надеяться нам не на что, ждать нечего – поздно, Том. Вбей себе это в башку и не болтай зря.

      Том проглотил комок, застрявший в горле, и в упор посмотрел на Чико:

      – Я, пожалуй, на той неделе уйду…

      – Заткнись! Заткнись и знай работай.

      Чико яростно тряхнул ситом, в котором набралось сорок три цента мелочью – полпенни, пенни и даже десятицентовики. Невидящими глазами он уставился на свою добычу, монеты поблескивали на проволочной сетке, точно шарики китайского бильярда.

      Том замер недвижно, затаил дыхание.

      Казалось, оба чего-то ждали.

      И вот оно случилось.

      – А-а-а…

      Издали донесся крик.

      Оба медленно обернулись.

      Отчаянно крича и размахивая руками, к ним бежал по берегу мальчик. И в голосе его было что-то такое, от чего Тома пробрала дрожь. Он обхватил себя руками за плечи и ждал.

      – Там… там…

      Мальчик подбежал, задыхаясь, ткнул рукой назад вдоль берега.

      – …женщина… у Северной скалы… чудная какая-то!

      – Женщина? – воскликнул Чико и захохотал. – Нет уж, хватит!

      – А чем она чудная? – спросил Том.

      – Не знаю! – Глаза у мальчишки были совсем круглые от страха. – Вы подите поглядите. Страсть какая чудная!

      – Утопленница, что ли?

      – Может, и так. Выплыла и лежит на берегу, вы сами поглядите… чудно… – Мальчишка умолк. Опять обернулся в ту сторону, откуда прибежал. – У нее рыбий хвост.