Когда он проснется. Фридрих Незнанский

меня на машине.

      — Именно, — обрадовался я. Мои усилия все-таки дали результат, — я нашел вас на улице. В больницу вы ехать отказались. Так что пришлось обходиться своими методами.

      Она подвигала пальцами на руках и ногах, потом потрогала лицо.

      — Меня зовут Маша, — сказала она.

      — Очень приятно. А теперь, Маша, лежите спокойно и отмокайте. Не буду вам мешать. А когда согреетесь, выходите из ванны. Я напою вас глинтвейном.

      Спустя минут сорок она отогрелась и в моем банном халате вышла из ванной. Судя по цвету ее лица, чувствовала она себя значительно лучше. Если бы не порез на щеке, который начал кровоточить, и испуганное выражение лица, можно было бы даже сказать, что она совсем пришла в норму.

      — Присаживайтесь за стол, — пригласил я ее на кухню и поставил не стол дымящийся стакан с ароматным глинтвейном. Маша взяла его в руки и очень быстро, хотя и маленькими, чтобы не обжечься, глотками, выпила напиток. А потом опустила глаза и попросила поесть.

      Я не досаждал ей вопросами: придет время, и, конечно, ей придется все рассказать. А пока я достал из холодильника колбасу, сыр, масло, нарезал хлеб и терпеливо подождал, пока она утолит голод. А судя по всему, не ела она очень давно. Конечно, прежде всего я достал из аптечки пластырь и заклеил ее рану на щеке. Но пока что не интересовался ее происхождением.

      Вдруг Маша о чем-то вспомнила, нервно вздрогнула и вновь испуганно глянула на меня. Я сразу же понял причину ее волнения:

      — Не волнуйся. Я нашел твой пистолет. Он сейчас в надежном месте.

      — А сумочка? — задала она вопрос, который поставил меня в тупик.

      — А вот сумочки никакой у тебя не было.

      Ее глаза увлажнились:

      — Там были документы. И деньги. Как же я теперь домой вернусь? Меня через границу не пропу-у-устят!

      И Маша зарыдала в три ручья.

      — Так ты иностранка?

      — С Украины.

      — А здесь что делаешь?

      Она опустила глаза.

      Впрочем, я уже кое о чем начал догадываться.

      — А теперь рассказывай, кто ты такая и как оказалась в двадцатиградусный мороз на улице. И главное, откуда у тебя пистолет.

      — Нет! Не мой это! Ничего я не знаю! Я не стреляла!

      Она закрыла лицо ладонями и зарыдала в голос.

      Я ее успокоил как мог, а потом и говорю:

      — Ну вот что, милая. Пистолет я нашел у тебя. Так что уже могу с чистой совестью в милицию сдать и забыть. Хочешь?

      В таких случаях иногда лучше не размусоливать, а провести что-то типа шоковой терапии.

      У Маши в глазах застыл ужас.

      — Нет! — снова повторила она. — Не надо в милицию. Я для вас все что хотите сделаю.

      — Мне от тебя ничего не надо. Но имей в виду, что выхода у тебя всего два. Либо молчишь и я тебя в милицию сдаю, либо все рассказываешь и тогда, может быть, мы вместе подумаем, как тебе помочь. Не забывай, что я адвокат.

      — А вы не врете?

      Пришлось показать ей свое удостоверение.

      Маша