Драконья гавань. Робин Хобб

сказать. Дождь грязный и пахнет копотью. На палубе от него черные лужи. Значит, где-то что-то происходит. Настоящую белую воду я видел всего дважды в жизни, и оба раза она пришла на следующий же день после землетрясения. Вода в реке постоянно становится то более, то менее едкой. Но, как мне кажется, если бы она должна была побелеть, это уже произошло бы.

      – Что ж… Это уже радует.

      Элис задумалась, что бы еще сказать, как бы еще немного задержать Лефтрина на камбузе, за разговором с ней? Но она понимала, что капитан занят делом, так что удержалась от подобных глупостей.

      – Пора бы мне вернуться к работе, – с явной неохотой заключил тот.

      С почти детским восторгом Элис вдруг поняла: сам он тоже жалеет, что не может остаться. С этим знанием отпустить его оказалось легче.

      – Да. Ты нужен Смоляному.

      – Ну, порой я сомневаюсь, что Смоляному вообще хоть кто-то нужен. Но лучше будет, если я выйду и послежу за рекой. – Лефтрин помолчал, и все же решился добавить: – Хотя я бы предпочел не сводить глаз с тебя.

      Она склонила голову, взволнованная комплиментом, а капитан засмеялся и вышел. Порыв ветра с шумом захлопнул за ним дверь. Элис вздохнула, затем улыбнулась тому, как нелепо себя ведет.

      Она собралась было обмакнуть перо, но решила, что для примечания на листе, истолкованном Лефтрином, ей нужны синие чернила. Да, уверилась она, нужен синий цвет, и она обязательно укажет, кто высказал предположение. Ей было приятно представлять, как много лет спустя ученые прочтут его имя и удивятся, что простой речной капитан разрешил загадку, ставившую в тупик других. Элис отыскала маленький пузырек с чернилами, откупорила и макнула перо. Но кончик его остался сухим.

      Она поднесла бутылочку к свету. Неужели она так много писала в пути? Видимо, да. Столько наблюдений, наведших ее на мысли или заставивших пересмотреть былые убеждения. Элис подумала, не разбавить ли остатки водой, и скривилась. Нет. Это последнее средство. У Седрика в ящике с письменными принадлежностями, припомнила она, полно чернил. И она не навещала его с самого утра. Не худший предлог, чтобы заглянуть к больному.

      Седрик проснулся, не резко, но как будто всплыв после нырка в черную глубину. Сон стекал с его разума, словно вода – с волос и кожи. Он открыл глаза в привычном сумраке каюты. Но что-то изменилось. Воздух оказался слегка холоднее и свежее обычного. Кто-то недавно открыл дверь. И вошел.

      Он заметил силуэт, скрючившийся на полу у его постели. Услышал, как воровские руки ворошат ящики его гардероба. Медленно и незаметно Седрик сдвинулся так, чтобы выглянуть за край койки. В каюте было сумрачно. День снаружи уже мерк, а лампу он не зажигал. Единственным источником света служили маленькие окна-отдушины.

      Но существо на полу у постели сверкало медью и как будто отражало свет, который на него не падал. На глазах у Седрика оно шевельнулось, и блик прокатился вдоль чешуйчатой спины. Она роется в его вещах, выискивая потайной ящик, где спрятаны пузырьки с украденной у нее кровью!

      Седрика охватил ужас, и он едва не обмочился.

      – Прости! –