Завтра в России. Эдуард Тополь

не убивать товарища Горячева за перестройку советской системы и экономики?» Редакция надеется получить самый широкий отклик читателей и гарантирует, что все письма, даже анонимные, будут опубликованы».

      Дочитав, Вагай поднял глаза на Турьяка и Стрижа.

      – Это все? – спросил Турьяк.

      – Все, – сказал Вагай.

      Турьяк облегченно вздохнул:

      – Слава Богу!

      – Что «слава Богу»? – спросил Вагай.

      – Можно спать, – объяснил Турьяк. – Ничего про «патриотов»…

      – Мудак ты! – сказал Вагай с горечью. – Ты знаешь, что сейчас начнется? «Патриоты», не «патриоты» – это уже не важно! Горячев хочет весь народ на нас натравить! – И раздраженно выругался: – Бля, эта музыка!..

      Тут из кухни опять показалась пожилая хозяйка ресторана. На подносе она несла запотевший графинчик водки, рюмки и тарелку с солеными грибами. Турьяк, Стриж и Вагай враз оживились, стали освобождать на столе место:

      – Вот это спасибо!.. Это по-русски!.. Уважила!..

      – Мой сын, между прочим, в Афганистане воевал, – сказала женщина.

      – А это ты к чему? – удивился Турьяк.

      – А это я к тому, что, – буднично произнесла женщина, – пить – пейте, а с пистолетом хватит баловать, доигрались ужо! – И, привлеченная заголовком «Речь Н. Батурина в Партийном трибунале», склонилась над плечом Вагая. – Что тут про этого паразита пишут?

      – Да так, речь его напечатали… – нехотя сказал Вагай, накрыв речь Батурина блюдом с овощами, и попросил: – Слушайте, вы можете убрать эту музыку?

      – Еще речи его печатают! – сказала женщина. – Сталин бы ему напечатал речь! Горячев, может, тоже не сахар, но кто хочет работать, тот может. Так и ему пуля! Я неверующая, а каждое утро теперь молюсь за него, чтоб выжил. Даже цветы ему с рейса отнесла в больницу…

      – Выживет, не боись, – сказал ей Стриж.

      – Теперь выживет, – добавил Вагай. – Нам вчера на закрытии съезда объявили.

      – Ну и слава Богу! – сказала женщина, разливая водку по трем рюмкам. – За нас, за народ кровь пролил ваш генеральный. А мог бы, как Сталин, гнуть нас и гнуть. Или воровать, как Брежнев. А он… Вот за его здоровье и выпейте, ага…

      Стриж, Вагай и Турьяк переглянулись. Женщина ждала, требовательно глядя на них. Мадонна пела что-то дико американское. Не сказав ни слова, они взяли рюмки и молча выпили.

      – А он тоже в Афганистане был, – нюхнув свой кулак вместо закуски, Турьяк кивнул женщине на Стрижа. – Первым входил, между прочим…

      – Офицерил, небось? – спросила у Стрижа женщина.

      – Ну… – вместо Стрижа подтвердил Турьяк.

      – Оно и видно… – сказала женщина скорее осуждающе, чем уважительно. И ушла на кухню. Там она уменьшила было звук в видеомагнитофоне, но ее сын тут же вернул Мадонне полное, на весь ресторан, звучание. Турьяк крякнул и налил всем по второй.

      – Н-да… – сказал он. – Дожили! Они нам и ногой в морду, и стулом по голове, а потом еще нотации читают!

      – Сволочь