Леонид Леонов: подельник эпохи. Захар Прилепин

изменилось: приход Красной армии воспринялся им скорее как освобождение от власти чуждой. Обманывал Зуева, нет? Кажется, немного лукавил.

      Тогда началась очередная мобилизация, теперь уже в Красную армию, на Западный и Южный фронты, и Леонов как-то сказал Зуеву, что, наверное, пойдет воевать. Что здесь перевешивало: нежелание белогвардейского прапорщика оставаться в городе, где слишком многие знали о делах Леонида и его отца, или действительное стремление послужить Красной армии? Думаем, первое.

      C 1 апреля по 31 мая проработал Леонов в «Красной вести». Может, остался бы там еще, но 7 апреля отца, Максима Леоновича, опять забрали. Если по Леониду Леонову нужно еще было собирать материалы (архивы Северной армии были сожжены незадолго до бегства генерал-лейтенанта Миллера со товарищи), то редакторская, журналистская и общественная деятельность его отца была слишком очевидна: подшивки наглядно антисоветского «Северного дня» мог прочесть любой.

      Максим Леонов был осужден и приговорен к принудительным работам сроком на год. Посидел при старой власти, теперь попал под твердую руку новой.

      В те дни ситуация в городе стала меняться: начались повальные аресты «бывших». По ночам на окраине города был слышен пулемет. Две-три очереди, тишина. Две-три очереди, тишина. Жители Архангельска скоро узнали, что это – расстрелы.

      Любопытно, что многих людей из леоновского круга так и не тронули. Будто ни при чем остался Писахов, передававший вырученные от продажи картин деньги в помощь белым офицерам и лично изготавливавший флаги для частей Северной армии. Более того, вскоре у него начали проходить выставки картин.

      А вот Горемыке, да, не везло.

      Не повезло и матери леоновской знакомой Ксении Гемп – Надежде Михайловне Двойниковой. Она занималась примерно той же самой деятельностью, что и Максим Леонович: в частности, работала в «Архангельском патриотическом женском союзе», помогавшем раненым белогвардейцам. Сначала ее приговорили к расстрелу, затем приговор был изменен на десять лет принудительных работ.

      Леониду без отца стало совсем худо: средств к проживанию не было почти никаких, хоть как-то выживали благодаря помощи брата Марии Матвеевны Чернышевой, архангельского ювелира. Стенная газета РОСТА едва кормила, да и, скорее всего, нервно было там работать, когда отец в тюрьме.

      Заступничество рабочих Горемыке уже не помогало, хлопотать начали другие люди, но пока безрезультатно.

      И еще эта стрельба ночами…

      Леонов отправился то ли в губком, то ли в ревком и прямо спросил у кого-то из местного начальства: «Отца задержали, меня нет. Раз я на свободе – не дайте умереть с голода. Хочу работать».

      А какая могла быть работа в Советской республике? Красная армия – вот самая главная работа.

      «Ты у нас в Артиллерийской школе учился? – спросили у Леонова. – Нам артиллеристы нужны. Иди-ка ты повоюй».

      Леонид оформляется как доброволец.

      13 июня «Известия» Архангельского губернского ревкома и губкома