Дневной Дозор. Владимир Васильев

на кухню. Мама, как водится, сидела перед включенным телевизором, пила очередную чашку чая с очередным кексом. Ну что она находит в этих противных датских кексах? Дрянь ведь страшная! Уж не говоря о вреде для фигуры.

      – Малышка, ты сегодня опять собираешься задержаться? – даже не повернувшись в мою сторону, спросила мама.

      – Не знаю.

      – Алиса, я думаю, ты не вправе этого допускать. Есть рабочее время, а задерживать тебя до часу ночи… – Мама покачала головой.

      – За это платят, – невзначай сказала я.

      Вот теперь мама на меня посмотрела. У нее задрожали губы.

      – Ты ставишь это мне в укор? Да?

      Голос у мамы всегда был хорошо поставлен. Как у актрисы. Ей бы в театре играть.

      – Да, мы живем на твою зарплату, – с горечью сказала мама. – Государство обокрало нас и бросило умирать на обочине. Спасибо, доченька, что не забываешь. Мы с папой очень тебе благодарны. Но не надо нам постоянно напоминать…

      – Мама, я вовсе не это имела в виду. Мама, ну ты же знаешь, что у меня ненормированный рабочий день!

      – Рабочий день! – Мама всплеснула руками. На подбородке у нее висела крошка кекса. – Скажи уж лучше – рабочая ночь! И еще неизвестно, чем ты занимаешься!

      – Мам…

      Конечно, ничего такого она не думает. Наоборот, всегда с гордостью рассказывает подругам, какая я примерная и славная девочка. Просто ей с утра хотелось поругаться. Может быть, новости посмотрела и услышала какую-нибудь очередную гадость о нашей жизни. Может быть, поутру поцапались – не зря же он так рано ушел.

      – И бабушкой в сорок лет я становиться не собираюсь! – без особого перехода продолжила мама. Да и зачем ей тут переход? Она давно боится, что я выйду замуж, уйду из дома, и им с отцом придется жить вдвоем. А может, и не придется – я как-то посмотрела линии реальности, и очень вероятно, что папа уйдет к другой женщине. Он на три года моложе мамы… и в отличие от нее за собой следит.

      – Тебе в этом году пятьдесят, мама, – сказала я. – Извини, я очень спешу.

      Уже в прихожей меня догнал полный справедливой обиды мамин крик:

      – Ты никогда не хотела поговорить с матерью по-человечески!

      – Когда-то хотела, – сказала я себе под нос, выскакивая за дверь. – Когда была человеком, хотела. А где ты тогда была…

      Понятное дело, что сейчас мама тешит себя мыслью, какой скандал устроит мне вечером. И еще мечтает привлечь к этому папу. Когда я об этом подумала, настроение сразу стало гадким.

      Что за манера – вмешивать любимого человека в скандал? А ведь мама его любит! До сих пор любит, я точно знаю, я проверяла. И не понимает, что своим характером убила в отце его любовь.

      Никогда так не буду делать.

      И маме не позволю!

      В подъезде никого не было, да это меня бы и не остановило. Я обернулась к двери и посмотрела – по-особому, слегка прищурившись… так, чтобы увидеть свою тень.

      Настоящую тень. Ту, что рождена сумраком.

      Это выглядит так, будто впереди сгущается мрак. До самой пронзительной темноты, до такого черного цвета, рядом с которым беззвездная ночь станет днем.

      И на фоне этой