Не хлебом единым. Владимир Дудинцев

выбирая из волос заколки и покачиваясь, пошла к себе в комнату. А Леонид Иванович без пальто, в черном костюме – худенький, с торчащими, желтоватыми ушами, напевая что-то непонятное и потирая руки, направился через весь дом, по длинному коридору, на кухню.

      – Мама! – раздался его резковатый, веселый голос. – Не видишь, мы приехали!

      – Вижу, вижу! – ответил ему из кухни мужской голос матери. – Что-то ты вроде раньше сроку?

      – Мать! – Леонид Иванович остановился в дверях и окинул чуть насмешливым взором связки лука, развешанные на стенах, русскую печь, рядом с ней газовую плитку, работающую от баллона со сжатым газом, и у порога полузакрытый тряпкой, низенький ушат со сметаной. – Мать, – он закрыл глаза и, постояв так несколько мгновений, медленно открыл их, что было признаком сдержанного раздражения. – Ты куда дела моего Глазкова?

      – За сметаной посылала, к Слободчикову. Для Нади посвежей надо. А сейчас отдыхает. Двое суток все-таки человек проездил.

      – Дело хорошее, – Леонид Иванович опять окинул глазами кухню и задержал взгляд на ушате со сметаной. Он надолго закрыл глаза и, медленно открывая их, сказал резким, мальчишеским голосом: – А все-таки машину без моего разрешения ты не вызывай. Придется дать распоряжение в гараж…

      – Ну-ну, – сказала старуха, не оборачиваясь к нему. – Давай… распоряжайся… Командовай…

      Леонид Иванович вернулся в коридор, подошел к телефону.

      – Мне диспетчера… Разъедините… – Он сонно засопел в трубку, это была еще одна его привычка. – Александр Алексеевич?.. Это? Хм, это Дроздов. Да… Спасибо. Как там дела? Н-да. Четвертый аппарат наладили?.. А печи? – Голос Леонида Ивановича угрожающе померк. – Что свистит? Что свистит? Как же это, товарищи дорогие, если бы я не десять, а двадцать дней отсутствовал, аппарат бы у вас свистел двадцать дней? Не через четыре дня, а послезавтра пойдет… Ну, ладно, не будем спорить… Да, я сейчас приду…

      – Черт, – сказал Леонид Иванович, вешая трубку.

      Впрочем, он тут же успокоился и велел Шуре отвечать на все телефонные звонки, что его нет дома.

      – Кормить-то будете? – закричал он в сторону кухни.

      Часа через три он вышел из дому, неся большую кожаную папку. За воротами его ждал «газик» защитного цвета. Леонид Иванович сел рядом с молоденьким шофером Глазковым и нахмурился, сразу стал совсем другим. Машина сделала несколько поворотов между домами и остановилась перед подъездом двухэтажного здания с большими квадратными окнами. Так же хмурясь, Леонид Иванович поднялся по ступеням, толкнул зеркальную дверь и зашаркал на лестнице и по коридору, на ходу кивая встречным. Все знали о приезде начальника, и несколько человек уже сидели в приемной. Леонид Иванович прошел к себе, в просторный, высокий кабинет с большим рыжеватым ковром, пересеченным по диагонали зеленой дорожкой. Вслед за ним вошла слегка подкрашенная секретарша в узкой юбке и белой прозрачной кофточке.

      – Кто это там? – спросил Леонид Иванович, причесывая височки