Не хлебом единым. Владимир Дудинцев

авдиевскую машину.

      – Н-ничего не знаю, – протянул Леонид Иванович. – Вот еще! А имеет он право?

      – Он советует не торопиться…

      – Ничего не знаю. – Леонид Иванович нахмурился, подвигал коленом. – Вот ему Авдиев с министром всыплют… Покажут ему вето!

      И он резко повернулся, чтоб уйти.

      – О ком это вы? Что-нибудь случилось? – тихо спросила Надя.

      – Что может случиться с нами? – он тепло улыбнулся. – Разве Черномор невесту украдет? Завод, завод, – добавил он серьезно. – Это не мастерская какого-нибудь «Индпошива».

      Надя не смогла до конца выдержать роль хозяйки дома. Когда по знаку Леонида Ивановича гости перешли в столовую, после первых двух тостов она отдала мужу свою рюмку с недопитой вишневкой (чтоб он допил, потому что тосты были за счастье), извинилась и вышла. Легла у себя в комнате на диван, и тут же к ней подсела Валентина Павловна, посмотрела на нее внимательными, грустными глазами.

      – Надюша… Ведь у вас здесь, на этом вечере, нет ни одного друга! Ни у вас, ни у Леонида Ивановича…

      – Правда… – Надя сказала это слово и испугалась. – Нет никого. Кроме вас…

      – Я не в счет…

      Они надолго замолчали. Надя лежала неподвижно и смотрела на строгий, некрасивый профиль подруги.

      – Почему? – спросила Валентина Павловна.

      В эту минуту из столовой в коридор открылась дверь и донесся извивающийся голос Ганичевой:

      – Господи! Кто же мог тогда предположить? Впрочем, Жанночка мне писала, что он не оправдал надежд.

      – Изобретатель-то? – засмеялся Дроздов, и дверь закрыли.

      – Это о ком? – живо спросила Валентина Павловна.

      – О нашем Лопаткине.

      Они опять затихли. Валентина Павловна вдруг взяла Надю за руку.

      – Вы на меня не сердитесь? Ради бога не сердитесь! Я просто не ожидала. Это не свадьба у вас, а прием в районном масштабе: «Присутствовали такие-то, такие-то и такие-то лица…» Все громкие имена. Почему у вас не было никого из рядовых, обыкновенных людей, скажем, доктора Ореховой? Ведь она к вам часто ходит в обычные дни. А Агния Тимофеевна – она ведь вас любит! Вы и ее не пригласили?

      Надя не ответила, и Валентина Павловна, взглянув на ее бледное лицо, покрытое серыми пятнами, прекратила расспросы.

      За стеной был слышен нестройный, расслабленный хор – гости пробовали затянуть песню. Песня долго не ладилась. Потом кто-то захлопал в ладоши.

      – Товарищи! – это был голос Канаевой. – Надо внести в это дело элемент организованности! Пусть жених запевает, а хор будет подхватывать. Давай, Леонид Иваныч!

      И Дроздов затянул. «Стоит гора выс-о-окая!..» – взвился его вибрирующий, глухой голос. Надя покраснела. Как всегда, песню можно было понять лишь по словам. Но хор, с трудом сдерживавший свои силы, грянул – и исправил все дело.

      Валентина Павловна обняла Надю.

      – Ну, ничего, ничего… Это что – для вас? – она посмотрела на пианино. В нем отражались две женские фигуры. – Играете?

      – Собственно, не играю, а так… размышляю иногда.

      – Поразмышляйте,