Выстрел в чепчик. Людмила Милевская

litres.ru)

      Глава 1

      Моя Роза – гинеколог. Казалось бы, кто еще может к жизни ближе стоять – только такой же гинеколог.

      И как тут не позавидовать, ведь Роза у самых истоков бытия с утра до вечера. Изучает их, рассматривает, холит, лелеет. Сколько жизней на свет появилось благодаря нашей Розе, и при этом при всем у самой Розы нет никакой жизни. Может, потому, что этих жизней она немало и истребила, но речь пойдет не о вреде аборта и не о его пользе. Речь пойдет о морали, точнее, о ее отсутствии.

      У Розы случилась такая неприятность, от которой немало хлопот досталось и другим. Я в их числе.

      И если после этой истории мне кто-то скажет, что убийство штука незаразная, – обязательно возражу.

      Почему бы нет? Ведь заразным же оказалось покушение, от которого пострадала Роза. Этим покушением переболели мы все одна за другой…

      Но начну с самого начала.

      У моей Маруси трагедия.

      Даже две трагедии.

      А если уж быть до конца откровенной, то целых три.

      Хотя потерю Ивана Федоровича, нацелившегося на квартиру, дачу и тело Маруси, к трагедии я бы не отнесла. Это скорей удача. Очень вовремя она его потеряла, дай ему еще немного времени, и трудно было бы сказать, кто владелец Марусиной квартиры: Маруся, Иван Федорович или вся его многочисленная родня, оставшаяся в заснеженном Архангельске.

      Безусловно, потеря Ивана Федоровича – удача.

      Крупная удача. Так считали все, кто знал Марусю.

      И все были рады, потому что всем он уже надоел со своими нескромными восторгами: «А щеки! Щеки!»

      Не представляю, как выносили эти восторги бедные щеки Маруси. Без боли не могла я смотреть, как он с криками «А щеки! Щеки!» безжалостно набрасывался на них и грыз, и смокал, и…

      Что он с ними только не делал. Конечно, он всем надоел, этот Иван Федорович Архангельский с его ненасытной любовью, в которую не верил никто ни на грош. Он надоел всем. Всем, кроме Маруси.

      Маруся потерю переживала тяжело и истерически жаждала найти то место, где ее обожаемый Иван Федорович – бабник и алкоголик – потерялся. Я всеми фибрами души его ненавидела, он ограничивал доступ к Марусе, а жизнь без Маруси чрезмерно пресна.

      Нет, я жила, конечно, своей обычной жизнью, но дни мои стали похожи на ту картину, из которой вдруг убрали все краски. То есть остались одни очертания, как в контурных картах, помнится, в детстве нас до одури истязали ими учителя географии. Не имея возможности подсмотреть в учебник, я всегда путала цвета, и Черное море у меня почему-то было черным, Красное – красным, а Желтое – соответственно желтым.

      Примерно то же происходило и в моей жизни, когда Иван Федорович лишил меня Маруси. Не имея возможности обратиться к ней за советом, я правду наивно принимала за правду, а ложь за ложь, не докапываясь до самой сути и не опрокидывая все и вся с ног на голову. В связи с этим в моей жизни наступил сокрушительный порядок…

      Всем известно, каково русскому человеку жить в полном порядке…

      Впрочем, этого знать не может никто, поскольку никто никогда не пробовал.

      Никто, кроме меня.

      Я попробовала и могу сказать: ужасно! Врагу не пожелаешь! Счастливым случаем избежала смертельной скуки, грозящей неизлечимой депрессией.

      Вот, каково оно жить в порядке без привычки. Так уж устроен наш человек с его загадочной русской душой – органически не переносит порядка. И вождей таких выбирает. Если (не приведи господи) попадется умник, который и в самом деле на порядок навострится, тут же русский человек и бунтанет: «Кто такой? Откуда взялся грамотей этот? Гнать его в шею!»

      Думаю, после такого скрупулезного анализа каждому станет понятно, каково мне было без Маруси. Зато теперь, когда Иван Федорович исчез из Марусиной жизни, я получила полную дозу того необходимого беспорядка, которого была лишена все эти месяцы, пока Маруся с трогательной наивностью принимала алчные и меркантильные домогательства Ивана Федоровича за мексиканскую любовь.

      Моя доверчивая Маруся. Ну откуда взяться в застуженном архангельском сердце мексиканской любви, когда в сердце этом одна лишь борьба за выживание?

      Маруся же со свойственным ей упрямством выдавала желаемое за действительное.

      И вот результат. Он ее бросил, а я страдаю.

      Каждое утро Маруся будит меня и требует сочувствия. Я вскакиваю с кровати и нечесаная-немытая досматриваю сон уже на кухне, по пути готовя черный кофе и бутерброды с балыком, потому что страдать без балыка Маруся не может. Ей нужно много балыка, впрочем, я не жадная и всегда готова угощать черт-те кого, ну просто всех подряд. Это мой недостаток, с которым я успешно борюсь, поэтому все считают меня скупой, не замечая при этом моего уникального хладнокровия. Впрочем, и оно покинуло меня на десятом бутерброде.

      – Хватит! – крикнула я Марусе. – Больше так продолжаться не может!

      – Конечно, не может, – с жаром поддержала меня она, проглатывая одиннадцатый бутерброд. – Не может, поэтому