Кивни, и изумишься! Книга 2. Сергей Попадюк

до встречи у «Пекина» оставалось уже только минут пятнадцать, я свернул в Лихов переулок, обогнул здание Управления внутренних дел и под подозрительным взглядом милиционера, дежурившего у гаражей, медленно обошел вокруг церкви. (Должно быть, это мое паломничество на Петровку-38 тоже сыграло свою роль в дальнейших событиях, умилостивив судьбу в милицейской фуражке.) Тут был целый ряд моментов, подлежащих фиксации: «широтная» композиция четверика, выраженная соотношением венчающих фасады кокошников 3/4, пятиглавие придела, примыкающего к трапезной с северной стороны, колокольня, постановкой и формой повторяющая колокольню церкви Николы в Пыжах, и пр. Странно, но этот холодноватый профессиональный восторг перед памятником, пережитый за несколько минут до встречи с «тамбовскими волками», был первым, что с умилением вспомнилось мне, когда я очухался на вытрезвительской койке; он лег, так сказать, в основу пережитого просветления.

      Итак, я проснулся, вернее, был разбужен непреодолимой физиологической потребностью и, гонимый ею, еще ничего не соображая со сна, кинулся к двери, лишь вскользь попутно удивившись обширности залитого светом незнакомого помещения, уставленного койками с неподвижно лежащими на них в разных позах телами. Сам я был почему-то в одних трусах. Явившийся на мой стук милиционер проводил меня в уборную, где, ступая босыми ногами по ледяной слякоти, я начал осознавать весь ужас, весь позор своего положения.

      От сна молодец пробуждаетца,

      в те поры молодец озирается:

      а что сняты с него драгие порты,

      чиры и чулочки – все поснимано:

      рубашка и портки – все слуплено,

      и вся собина у его ограблена,

      а кирпичек положен под буйну его голову,

      он накинут гункою кабацкою…

Повесть о Горе-злосчастии

      Потом, опять повалившись в койку, дрожа от холода под тонким казенным одеяльцем, прислушиваясь к раздававшимся вокруг храпу, стону, нечленораздельному бормотанию и лунатически ясным разговорам, я вспомнил в обратном порядке: душевный подъем, вызванный архитектурными формами XVII века, грустно-приподнятый проход по вечерней Москве под медленно падающим снегом, весь удачно прожитый день, – и увидел во всем какую-то светлую предопределенность. Все происходящее имело какой-то смысл. Меня явно вели к какой-то цели, мне пока неведомой. Так было надо.

      – …Ибо очень часто необычайными, невиданными, непостижимыми для людей путями небо ставит на ноги падших и обогащает бедняков.

Сервантес. Дон Кихот. II. 60

      «Все, бросаю курить», – подумалось почему-то. Я чувствовал, что новый человек рождается во мне. Было плохо, мучила изжога, голова раскалывалась, но я чувствовал себя необыкновенно свободным и ничего не боящимся. Упавши на самое дно (с похмелья даже на отчаяние был неспособен), я сразу избавился от всех страхов.

      Здесь-то и настигает нас со сверлящей силой мысль о личном Провидении, имея на своей стороне