Случай из практики. Цветок пустыни. Кира Измайлова

Разумеется, исключительно законную, – добавила она и поправила свою косынку.

      Я вдруг вспомнил: Флоссия упоминала как-то, что подобным образом их завязывают пираты. Еще подумал – этот узел похож на бардазинский, но чем-то все же неуловимо отличается. Ну так бардазины – тоже пираты пустыни… Интересно, кто у кого перенял обычай? Или это совпадение?

      Шлемоблещущий Даллаль, как его обозвал Чайка, недаром получал жалованье, поскольку намек понял и улыбнулся еще шире.

      – Так значит, корабль с твоим грузом не может отбыть, шади?

      – Представь, какая незадача… Я хорошо все рассчитала, шодан: пускай я не умею управлять ветрами, зато хорошо знаю их пути. По всему выходило, что буквально через пару недель в Арастен прибудет несколько десятков ящиков с плодами крепкими, иссиня-черными и блестящими, как груди мархайских девственниц, с мякотью красной, сочной и сладкой, как…

      – Э, женщина! Ты говоришь про черные сливы из сада Маддариша? – завопил вдруг из толпы зевак сухонький старичок. – Это я их так нахваливал!

      – Я знаю, Ушах-шодан, – весело ответила Фергия, – ты же мне и рассказывал о них, неужели запамятовал? Времени прошло всего ничего…

      – А-а-а! – Ушах протолкался ближе, сощурился и явно узнал ее. – Я-то думаю: почему голос знакомый, почему моими словами говоришь? А это ты! Только ты врешь, женщина, потому что черных слив больше нет во всей округе, тридцать лет их никто не видел!

      Фергия не стала спорить, а просто запустила руку в бездонный карман и со словами:

      – На, посмотри, такая или отличается? – сунула старику под нос крупную сливу.

      Зеваки притихли. Даже стражники, следовавшие за Даллалем, вытянули шеи, чтобы лучше видеть.

      Старый Ушах опасливо взял плод, обнюхал, осторожно попробовал на единственный кривой зуб, торчавший у него во рту, почмокал губами, разломил сливу, присмотрелся к густо-красной мякоти и с видом смертника отправил половинку в рот. И тут, не побоюсь этого сравнения, черты его преобразились от истинного блаженства. Он даже зажмурился от избытка чувств, и морщины, которыми Ушах был испещрен, как иссохшая без дождя земля трещинами, сложились в какой-то новый, незнакомый, удивительный рисунок…

      – Они… – выговорил он и, по-моему, смахнул слезу с черепашьих век без ресниц. – Ты наколдовала их, шади? Ведь сада нет больше!

      – Как это нет? Он на прежнем месте, – озорно улыбнулась Фергия. – Вон у мальчишек спросите… Эй, вы! Кто ветку сломал, а? Поймаю – этой же веткой и высеку!

      Босоногая ребятня порскнула прочь, как стайка вспугнутых голубей. Правда, далеко не убежали, спрятались за взрослыми. Похоже, не очень-то они боялись колдунью…

      – Но, шади, я же был у тебя в гостях и не видел никакого сада, – озадаченно произнес Даллаль.

      – Тогда я еще не знала, как ты относишься к колдуньям, а потому скрыла деревья от твоих глаз. Но ты ведь наверняка чувствовал аромат, слышал шелест листьев, ощущал тень, которая не должна была упасть на твое лицо, разве нет?

      – Да… –