Черное колесо. Часть 2. Воспитание чувств, или Сон разума. Генрих Эрлих

оридоре. Только к тёте Фире! С родственниками познакомишься, им будет приятно, а то они уж сколько лет мне выговаривают. Будешь нормально питаться и от похождений и подвигов немного воздержишься, – многозначительно сказала Мария Александровна, – сейчас составлю список, чтобы, не дай Бог, никого не забыть, приготовлю всем подарки. И прошу тебя – не маши руками! Семья – это самое главное в жизни, а у нас с тобой, кроме них, никого не осталось.

      Если у Володи и оставалось в глубине души какое-либо недовольство решением матери, даже когда он нажимал кнопку звонка квартиры Шмуклеров, то всё испарилось от жара встречи. Казалось, что всё семейство только и ждало его звонка – дверь немедленно распахнулась, один мужчина выхватил у него сумки из рук, второй решительно втащил его в прихожую, в которой с раскрытыми для объятий руками стояла очень пожилая полная женщина. Не дав себе и пяти секунд на разглядывание гостя, она закричала:

      – Это он, наш дорогой Владя! Вылитый дед, вылитая Ревекка, не знаю кого больше! Дай я тебя обниму, единственного мужчину в нашем доме!

      Предупреждая её движение, Володя сделал несколько шагов навстречу двоюродной бабке и буквально поймал её на грудь. Он несколько недоумевал: никто никогда не говорил ему, что он похож на деда, да и сам он не улавливал ни малейшего сходства; если уж кто и походил на его бабку Ревекку, известную ему по единственной выцветшей свадебной фотографии, так это вон та девушка лет двадцати, стоящая в дверях комнаты; его «единственность» никак не согласовывалась с наличием двух вполне здоровых мужчин, встретивших его на пороге, причём эти мужчины никак не выказывали своей обиды, а весьма доброжелательно смотрели на него. Вдруг Володя почувствовал, что рубашка намокла у него груди, там, куда уткнулась головой бабка, и её руки скользнули вверх и ласково провели по его лицу, волосам, и от этого ему вдруг стало так хорошо, как не было, наверно, с самого далёкого детства, даже что-то непривычно защипало в глазах. Он обхватил бабушку за плечи и, склонив голову, поцеловал её седую макушку.

      Когда бабушку Фиру, наконец, усадили в кресло, она, не снижая темпа и голоса, начала представление семейства.

      – Познакомься с этими молодыми оболтусами, – кивнула она в сторону мужчин, – им нужно на работу, поэтому их надо быстрее отпустить.

      Молодым оболтусам было под пятьдесят. Ефим-Фима, с плешью, просвечивающей сквозь аккуратно, волосок к волоску, уложенные волосы, и мелькавшими при широкой улыбке золотыми мостами на зубах, был заместителем директора крупного обувного магазина. Яков-Яша, с седеющими непослушными кудрями и прокуренными зубами – доцентом в каком-то институте, название которого Володя прослушал. Яша был мужем Нелли, старшей дочери бабушки Фиры, а их младшая дочь Лера была той самой девушкой, которая присутствовала сейчас в комнате и которая с некоторой натяжкой была похожа на бабушку Ревекку. Фима был мужем Риммы, младшей дочери бабушки Фиры, Римма не смогла приехать утром – «она очень извиняется!» – но обязательно будет вечером, когда вся семья соберется вместе. У Володи голова пошла кругом. Как почувствовав это, бабушка переключилась на зятьёв, давая им указания перед уходом.

      – Так, Яша, ты купишь торт, но только без кремовых розочек – у меня печень! А ты, Фима, принеси две бутылки вина, одну сухого, только грузинского, а другую сладкого, лучше всего, мускату, как в прошлый раз. И не опаздывайте!

      После этой небольшой передышки бабушка опять переключилась на Володю, обратившись к нему с неожиданным вопросом:

      – Надеюсь, ты ещё не женат? И хорошо! Пора тебе в Москву перебираться, поближе к делу и родне. А мы уж тут тебе подберем невесту, хорошую девочку, а не какую-нибудь шиксу, – тут бабушка замолчала и внимательно посмотрела на Леру, как будто высчитывала степень родства.

      Этот взгляд не ускользнул от внимания молодых людей, они переглянулись, улыбнулись и пожали плечами: старый человек, не обращай внимания – а я и не обращаю.

      Давая Володе время обдумать заманчивое предложение, бабушка вернулась к хозяйственным делам, не забывая давать некоторые пояснения Володе.

      – Нелли, позвони Капланам (Капланы – это родители Яши), позови их на вечер, пусть прихватят бутылку водки. Липкиных я уже предупреждала (Липкины – это родители Фимы), но ты всё равно позвони им, напомни и скажи, чтобы захватили «Киевский» торт, они всегда могут его достать.

      Володя с улыбкой отметил про себя подспудную справедливость заказов бабушки. Семье Капланов торт и выпивку и семье Липкиных торт и выпивку, но Липкиным, у которых сын заместитель директора большого обувного магазина, заказ подороже и дефицитнее.

      – Как ты думаешь, Фая сможет прийти? – осторожно спросила бабушка у Нелли.

      Та только пожала плечами: «А я знаю?»

      – Фая – моя старшая внучка, дочка Нелли, – пояснила бабушка Володе, – вышла замуж по собственному разумению, больше скажу, неразумению. Теперь она имеет сына Яшу, пьяницу мужа и ужасную фамилию Кривонос, сплошное недоразумение. Вот что значит неправильно выбрать спутника жизни, – продолжила она матримониальную тему, которая увлекала её всё больше.

      День и вечер пролетели незаметно.