Межконтинентальный узел. Юлиан Семенов

у всех наболело, все об одном и том же…»

      – Когда Циолковский начинал свое дело, – продолжил Иванов, – его объявили психопатом: чугунка еле-еле ходит, а он на небеса замахивается! Руководитель, к вашему сведению, это тоже талант! А мы ищем таланты не в живом деле, а в анкетах. Папа с мамой в порядке? В порядке! Выговоров не имел? Нет! Иван Иванович к нему благоволит? Вроде бы да. Пойдет! Через полгода видим: дурак дураком, тьма и чванство! Но снять не моги! Неудобно, только назначили, нас не поймут, надо с человеком поработать, не боги горшки обжигали… Во всяком деле важно начать, Виталий Всеволодович. Определить границы риска, точно знать конечную цель – и всё! Ура, вперед! Эксперимент – явление саморегулирующееся! Он отсекает дурь, если у тех, кто его проводит, есть права! На пустом месте инициативу не создашь. Либо бытие определяет сознание, либо – в пику этому положению, по догме Ватикана, – сознание определяет бытие. Я, знаете ли, противник расхожего: «Надо повышать сознательность!» Ну-ка, повысьте сознательность у рабочего на конвейере, если он не убежден, что в зависимости от того, сколь тщательно он заворачивает свою гайку, в конце года получит премию – и не двенадцать рублей, а пятьсот! «Человек есть то, что он ест!» – тоже, кстати, не Ватикан придумал, а наши великие предки! Мы все больше считаем, как, не уплатив, сэкономить, а надобно исходить из другого: как бы поскорее да получше получить, уплатив за отличную работу процент с прибыли. Все остальное – болтовня и химера.

      – Скажите, Георгий Яковлевич, а вот можно просчитать, хотя бы приблизительно, какой урон был нанесен делу из-за того, что вы не поехали на конгресс в Будапешт?

      – Можно, – машинально ответил Иванов, продолжая, видимо, думать о своем. – Тысяч на сто, считаю.

      – Слишком уж круглая цифра, – заметил Славин. – Почему именно сто тысяч?

      Иванов неожиданно поднялся со стула (как легко движется, что значит спортсмен):

      – Погодите, погодите, а откуда вам известно, что меня не пустили?

      – Так я в институте не только с вами говорил… Мир слухами полнится.

      – А чего ж вы тогда со мной беседуете? Я же хам и разложенец! Клинья под меня бьете?

      – Это не по моей части. Я, наоборот, и в падшем ангеле стараюсь найти черты непорочной девы. Нет, меня действительно интересуют реальные потери, если они были…

      – Извольте… Наука ныне вне обмена идеями невозможна… Согласны?

      – Вполне.

      – Трата денег на повторение того, что уже где-то изобретено, – государственное преступление. Так? – атакующе спросил Иванов.

      – Государственное преступление предполагает следствие и суд.

      – Именно.

      – Кровожадный вы.

      – Нет. Я справедливый. И если моей стране наносят урон, это, полагаю, вполне подсудное дело. Доброта, знаете ли, бывает порою хуже воровства… Продолжаю… На конгрессах такого рода, какой был в Будапеште, собираются не болтуны, а люди компетентные. На Западе деньги на турне просто так не выпросишь, там все контролируется конечным результатом