Межконтинентальный узел. Юлиан Семенов

заново присмотрелся к Славину, сделал это нескрываемо, как-то по-торговому оценивающе…

      – По одежке встречаем, – заметил Славин. – Если он ворует этот самый «Салем» или у фарцовщиков покупает – накажут, а коли по закону – какое наше дело? Каждый сходит с ума по-своему… Да и потом «Салем» вкуснее наших сигарет, у нас не табак, а средство для мора паразитов.

      – Вы знакомы с ним, что ль? – настороженно спросил кадровик.

      – Пока нет. Почему, кстати, вас это интересует?

      – Потому что он ваши слова повторяет…

      – Значит, думает, – сказал Славин. – Вернемся к бестактности Иванова по отношению к профессору Яхминцеву…

      – Мне кажется, Голташвили – повод, товарищ Славин…

      – Меня зовут Виталий Всеволодович. Но это – для вашего сведения…

      – Сюда уже сообщили… Так вот, Виталий Всеволодович, мне кажется, что свара между Ивановым и Яхминцевым имеет дальние корни… Помните, у нас кибернетику называли буржуазной лженаукой?

      – Еще бы.

      – А Яхминцев в начале пятидесятых был среди тех, кто громил кибернетику, со всего маху рубил, хоть молод был, только-только в науку входил, на том антикибернетическом гребне его и вынесло наверх, но потом он вовремя сделал шаг в сторону…

      – В молодости играли в баскетбол? – поинтересовался Славин.

      – Было, – удивленно ответил кадровик. – Как определили?

      – «Шаг в сторону» – спортивный термин… Ну, и как Иванов отнесся к тому, что его не пустили на конгресс в Будапешт?

      – Сначала ярился, а потом махнул рукой: «Это не мне надо, а науке, хотите плесневеть – плесневейте!» Отпуск взял и на Чегет уехал, кататься с гор. Вернулся оттуда с какой-то латышкой, та пожила у него неделю, и снова – один.

      – Иванов не разведен?

      – Нет.

      – Почему?

      – Мать у него… Старушка старорежимная… Категорически против разводов, каждый день в церковь к заутрене ходит…

      – Сколько ей?

      – Семьдесят восемь… А отец у него был статским советником, командовал железной дорогой в Сызрани… Тридцать седьмой год…

      – Реабилитировали?

      – Да. Подчистую.

      – Вы позволите мне поработать с личным делом товарища Иванова?

      – У меня посидите?

      – Пожалуй.

      – Что-нибудь случилось? – поинтересовался кадровик. – Чепе?

      – Чепе, хотя ничего не случилось, – ответил Славин. – Просто обидно, если стоящего человека не пустили на конгресс, ущерб для науки, в этом он прав.

      Генерал слушал молча, играя разноцветными карандашами, зажатыми в левой руке; не перебил ни разу, даже когда Славин прибегал к эпитетам, рассказывая о талантливости Иванова, стремительности мышления, неожиданности оценок (эпитетов не любил, предпочитал оперировать фактами), не сделал ни одной пометки, хотя обычно что-то записывал в блокнот; когда Славин замолчал, несколько рассеянно поинтересовался:

      – И это все?

      – Да.

      – Как я могу заключить из вашего