Крушение надежд. Владимир Голяховский

плотно сидели на выдающемся вперед носу с горбинкой. Две вертикальные морщины над переносицей выдавали напряженную работу мысли и делали молодого человека немного старше его лет. Он выглядел очень интеллигентно, типичный молодой ученый, одет в зауженный костюм, аккуратно повязан галстуком.

      Лиля подвела его к родителям, сказала отцу:

      – Это Руперт, мы зовем его Рупик. Он из нас самый знающий и самый умный.

      Рупик смутился, а Мария встретила его радостной улыбкой, обняла и добавила:

      – Дело в том, что про таких, как Руперт, говорят: врач милостью божьей.

      Павел пожал ему руку, а Лиля продолжала:

      – Рупик мечтает о научной карьере, он будет ученым. Он уже выучил три языка – английский, немецкий и польский – и написал научную статью.

      Руперт застенчиво поправил:

      – Ну, пока что я выучил два, третий только учу.

      – Кто же считает – два, три… Важно, что Рупик и ученый, и отличник, и языки знает, но на кафедре его не оставили, а распределили в провинцию.

      – Вот как! Почему же? – поинтересовался Павел.

      – Папа, это же так ясно – потому что он еврей. Если бы я не вышла замуж и не уезжала за границу, меня, как еврейку, тоже послали бы куда-нибудь. У нас одну девочку, еврейку, Аню Альтман, хотели послать даже в Магадан. Она так плакала! Кажется, все-таки ей изменили направление.

      Павел сочувственно пожал руку Руперта:

      – Значит, в медицинских институтах пахнет антисемитизмом?

      Руперт ухмыльнулся:

      – Ой-ой-ой, как пахнет! Это даже не то слово, извиняюсь за выражение, – воняет.

      Человек обстоятельный, он стал объяснять:

      – В 1952 году, как раз посередине нашей учебы, видных профессоров-евреев обвинили в заговоре: они, дескать, готовятся убить членов правительства неправильным лечением; и, как известно, назвали эту историю делом «врачей-отравителей»[26]. Многих евреев уволили и на их места посадили молодых карьеристов, обязательно русских и обязательно членов партии. Арестованных освободили только после смерти Сталина. Но уволенных не вернули. И теперь у новых набранных русских имеется монополия определять, кто станет успешным в научной карьере. Не в науке, а именно в карьере. Они набирают себе подобных. Я называю это «разбавлением мозгов»: поставят малограмотного заведующего кафедрой, он наберет еще менее грамотных доцентов и ассистентов. Ну, и дальше то же самое. Настоящей медицинской интеллигенции становиться все меньше, вырастает стена дискриминации против евреев-ученых.

      Рассказывая, Руперт возбудился, покраснел. Лиля примирительно сказала ему:

      – Но ты самый способный и настойчивый, ты своего добьешься.

      – Ой-ой, – вставил он по привычке, – надеюсь добиться. Вот отработаю три положенных года в Карелии и буду поступать в аспирантуру. Все равно пробью эту стену.

      Павлу понравилась настойчивая целеустремленность Руперта:

      – Я уверен, что вы добьетесь своего. Медицина всегда была традиционной еврейской специальностью, с древних времен евреи признавались лучшими врачами во всех странах, им доверяли лечение чуть ли

26

Дело «врачей-отравителей» описано во второй книге «Саги» («Чаша страдания»).