Чаша страдания. Владимир Голяховский

далеко до поселка?

      – Нет, недалеко. Километров этак двадцать пять. К вечеру приедем.

      – Двадцать пять километров! А кто живет в поселке?

      – Колхоз, значит. Раньше мы кулаками были, а теперь мы – колхоз. Мы из России. Кулаками, слышь-ка, это нас так назвали, а жили мы бедно. Но коммунисты все последнее отобрали, раскулачили, значит. А потом семьи пригнали сюда, в тридцатом году пригнали. Здесь пусто было, совсем голо. Нам велели самим устраиваться. Ну, стали мы копать землянки. В первые годы, особенно зимой, как похолодало, так многие поумирали от голода и холода, больше чем половина умерли. Ну вот, а потом стали ставить хаты-мазанки из глины, пообжились кое-как.

      Израиль Ламперт сказал Вольфгангу:

      – Это похоже на историю первых переселенцев в Америке, пилигримов. Они тоже в декабре 1620 года прибыли на голое место и много страдали. Из ста двух человек больше половины умерли. Но потом обжились. Разница только в том, что они сами приехали, по своей воле. А этих насильно сюда выселили. Наверное, и нам придется становиться такими поселенцами.

      Вольфганг поразился сравнению и выводу из него. Он подумал: «Ну нет, я здесь поселяться не стану, уеду в большой город рядом, в Караганду».

      А кучер продолжал:

      – Ну, я тогда еще молод был, меня-то не тронули, а вот отца моего поставили к стенке да и расстреляли. Да и многих порешили, а кого в лагеря сослали.

      Ламперт нахмурился:

      – Нет, это не похоже на историю наших первопроходцев-пилигримов.

      К вечеру добрались до поселка. Он состоял из глиняных мазанок, на весь поселок была только одна деревянная изба – у начальника. Их окружили худые и грязные поселенцы, все русские и украинцы, казахов среди них не было:

      – Мы сразу подумали, что вас, немцев, пришлют к нам, высланным. Здесь мы все – враги коммунизма. И вам, фашистам, места здесь хватит.

      Вольфганг пытался возразить:

      – Мы не фашисты. Мы немцы, но мы антифашисты. Среди нас есть и американцы.

      Но они добродушно твердили свое:

      – Немец есть немец. Все одно – все вы враги народа. Ну а скажите – как скоро ваш Гитлер дойдет сюда, чтобы освободить нас?

      Со всей настойчивостью и наивностью Вольфганг уверял:

      – Поймите, мы против Гитлера. Он не освободитель, а поработитель.

      – Поработитель-то другой, тот, который в Кремле сидит, – ответили ему.

      Ламперт молчал, а полусонный мальчик Борис с интересом прислушивался:

      – Папа, а может, они правду говорят?

      – Что ты говоришь, Борис? Никогда даже не думай так, это опасно.

      Прибывшие вскоре поняли, что, в отличие от всей советской страны, в этом заброшенном уголке люди не боялись говорить открыто то, что думали. А думали они только о том, как им избавиться от советской власти, которая сломала их жизни. Они прошли через такие жизненные испытания, натерпелись так много горя, что им все равно нечего было терять. Они сами сказали:

      – А вот вы поживете здесь пару лет, так сами заговорите по-другому.

      Пару лет?!