Любовь без страховки. Татьяна Краснова

да кто грязные носки кидает под кровать… Быт сворачивался до минимума – дорожной сумки, и оба одинаково становились путешественниками и искателями приключений. А с каким удовольствием вспоминались потом зимой подробности летних поездок!

      Николай стремительно взрослел, и Лена не без грустинки ждала, что скоро он, как и положено, начнет от нее отдаляться, чтобы выстроить свое самостоятельное мужское «я», – и старалась сберечь эту их связующую ниточку, их ветер странствий.

      А то, что мама чересчур долго торчит в музеях или в очередях за какой-нибудь святой водой, а сынок на каждом углу просит купить ему газировку, – это пустяки.

      – Ну, потерпи пять минут, сейчас обед – там и попьем, и поедим. Вон уже, наверное, этот «Трактир» – мы правильно идем, как объясняли?

      – Может, и он, но я до него не дойду. – Ник демонстративно уселся на обочину. – Я хочу газировки. А на обеде еще не знаю чего дадут. Может, чай горячий.

      – Ты только что пил квас и фанту, по полтора литра. Больше нельзя, лопнешь.

      – Тогда не фанту купим, а колу. Жарко же. И ларек ближе, чем «Трактир».

      – Вставай, – терпеливо повторила Лена. – А то вон нищие на тебя смотрят. Подумают, что конкуренция, милостыню собрался просить.

      – А колы все-таки купим. Маленькую бутылочку, – засмеялся сын и помчался к киоску.

      Очереди в киоске не было, однако воду удалось купить не сразу: пожилая женщина, стоящая перед Берестовыми, никак не отходила от прилавка.

      – У меня больше нет, возьмите назад что-нибудь, – повторяла она, а продавщица раздраженно твердила свое:

      – Женщина, я уже чек пробила. Раньше надо было считать.

      И диалог продолжался, только в те же слова вкладывалось всё больше злости и отчаяния. Причем злилась продавщица, а покупательница отчаянно, но неубедительно трясла перед ней пустым кошельком. Ей не хватало десяти рублей. Лена хотела было попросить свою колу без сдачи, потом внимательно посмотрела на женщину – и достала еще десятку.

      – Вот нахалка, и спасибо не сказала, – прокомментировала продавщица, провожая почти убегающую покупательницу.

      А Лена заметила позади себя Голубевых и сказала, словно оправдываясь:

      – Я милостыню почему-то совсем не могу подавать. Мне кажется, что нищие – актеры. А тут человек по-настоящему нуждался…

      – Потому она и не сказала ничего, от смущения, – ответила Ирина сдержанно-строгим голосом, явно предназначенным продавщице.

      – А я один раз, давно еще, копил на журнал «Молоток», и мне не хватило двух копеек, – начал Ник. – И мне тоже одна женщина у киоска добавила.

      – Пойдем, Николай, – заторопила мать. Нечего испытывать терпение необщительных земляков.

      Но Ирина возмутилась:

      – Тебе из-за двух копеек не давали журнал?!

      – Не давали. И еще тетка в киоске злилась, что у меня тридцать рублей совсем мелкой мелочью.

      – Что же продавцам – всё даром отдавать, что ли? – вскинулась