Око за око. Марина Александрова

достал Юрий, с остальным помог сам Димка, и на следующий день, задолго до рассвета, решено было отправляться в путь.

      Ярослав в ночь перед отъездом долго не мог уснуть, все ворочался и, забывшись всего на два-три часа, пробудился, когда июньское небо только-только начинало сереть. В столь ранний час спали даже собаки, потому Евсеев, никого и ничего не опасаясь, наверное, в первый или во второй раз за последние дни вышел на улицу.

      Полной грудью вдыхая по-утреннему свежий воздух, Ярослав вглядывался в далекое небо, словно спрашивая, что же на этот раз уготовила ему судьба, не жаловавшая его в последнее время. Не то чтобы он опасался новых бед – ничего, кроме жизни, остаться без которой Ярослав боялся меньше всего, у него не осталось.

      На этот раз его беспокоило другое: предстоит ли когда-нибудь вернуться в родные места, или уже никогда не суждено ему услышать колокольный звон, взглянуть на ослепительные золотые купола славившегося своими церквями Углича.

      Привыкнув просыпаться рано, Евсеев каждое утро встречал вместе с перезвоном множества колоколов и колокольчиков, на разный лад оповещавших о наступлении утра. Из казавшегося многим угличанам единого звука Ярослав безошибочно мог выделить голос любого из них, сказать, в какой церкви зазевался сегодня звонарь, а где проявил излишнее тщание.

      Пробудившись в этот день гораздо раньше обычного, Евсеев чувствовал себя как-то неуютно, и, когда наконец послышались первые звуки никогда не надоедавшей мелодии, Ярослав понял, чего же ему так не хватало.

      В последний раз в лучах восходящего солнца слушая перезвон сотен колоколов, Ярослав, плача, прощался с ними, словно со старыми друзьями. Когда же, завершая утренний перезвон, зазвучал последний колокол, Ярослав, утирая слезы, сам себе дал зарок:

      «Я вернусь, – думал он, – я обязательно вернусь, и отомщу всем тем, кто лишил меня даже этой маленькой радости».

      Размышления Ярослава прервал взявшийся, словно из ниоткуда, Димка:

      – Ярыш, ну где ты пропадаешь? Я чуть было Ульяну не прибил, а ты тут прогуливаешься?

      – За что ты ее чуть не прибил? – поинтересовался Ярослав.

      – За что, за что… Пропал неизвестно куда, так грешным делом бог знает что подумаешь…

      – Ладно, не бурчи, – тайком утирая не успевшие высохнуть слезы, сказал Ярослав, – иду.

      Димка, в глубине души не желавший расставаться с товарищем, словно побитый пес, засеменил назад, и за ним с таким же тяжелым сердцем поплелся Ярослав. Сборы были недолгими, и уже через каких-то десять-пятнадцать минут Юрий и Ярослав стояли у запряженных лошадей.

      Прощание было коротким: не желая выдавать Евсеева, Юрий настоял на том, чтобы его никто не провожал, кроме Димки. Фатеев, несмотря на раннюю побудку, выглядел свежим, и, казалось, отправлялся не в дальний путь, а на пирушку к соседу, Ярослав казался то ли безразличным, то ли так хорошо себя держал в руках, и только один Димка заметно нервничал.

      Юрий, не желая, чтобы между друзьями повисло тягостное молчание, поговорил еще