Мятежный сектор. Дем Михайлов

кости и мясо культей щупы ворочались в своих новых гнездах без малейшей церемонности, нащупывая нервные окончания, вгрызаясь в мясо, оплетая кости. Нортиса выгнуло дугой, он начал биться головой, захрипел от страшной боли. Доктор Люмбери не имел настолько сильного обезболивающего, способного купировать исходящую от искалеченных ног боль. Тут мог помочь только полный наркоз, но безумный подросток с искусственными глазами более чем категорично запретил использовать подобные медикаменты. И доктор подчинился, понимая, что едва лежащий на его столе пациент смежит веки, как застывшая крыса-киборг мгновенно атакует и прикончит его.

      Одной рукой прижимая бьющегося в судорогах Нортиса к столу, другой рукой Люмбери вколол себе в шею еще одну дозу химического зелья. И все страхи тотчас отхлынули… посеревшие губы доктора растянулись в широченной усмешке, он испустил глубокий выдох, перестав бояться. Накачанное наркотой сердце стучало как бешеное – он использовал особый солдатский коктейль, применяемый в боевых ситуациях. Бесстрашность и бодрость – вот девиз этой химии. И плевать на воющую в агонии печень и зашкаливающий уровень сердцебиения. Коктейль фирменный – вопреки всем инструкциям его часто использовали люди работающие несколько смен подряд в доках или открытом космосе. Иначе не выдержать психической и физической нагрузки. Обычная наркота не подходит – она клонит в сон, вгоняет в ступор, заставляет свернуться комочком и начать блаженно пускать слюни. А от этого дерьма сон не в клонит! О нет!

      Трясущийся доктор – уже от химии, а не от страха – понимал, что никогда прежде он не был так близок к смерти. Либо его прикончит булькающая в едва не кипящей крови химическая мешанина, либо же его удавит безумный паренек-обрубок.

      – Приживление проходит в штатном режиме – проскрежетал Люмбери, наклонившись над истекающим потом и кровью подростком – Будьте терпеливы, мистер Нортис.

      Калека не ответил. Он был занят преодолением боли. В его полыхающем красными вспышками сознании одно за другим появлялись хохочущие лица оставшихся безнаказанными насильников. И в каждом новом ударе безжалостной боли, он винил именно их – ублюдков отнявших семью, лишивших его всего. Он перекладывал на них и вину за боль в культях ног, он винил их за жестокую боль, что причиняли ожившие протезы, завершающие приживление. И это помогало ему держаться…

      Охнув, Нортис приподнял голову, прохрипел что-то невнятное. Еще не до конца лишившийся связи с реальностью Люмбери прекратил хихикать и поспешно поднес к губам юноши пластиковую тубу с прохладной водой.

      – Эта рука – более внятно произнес Вертинский, поворачивая голову в сторону левой «живой» руки из плоти и крови.

      – С ней все в порядке. Мелкие порезы и ссадины не в счет – заверил Люмбери.

      – Я не сумел ею защитить своих родных – в лицо доктору уставились визоры искусственных глаз – Она слишком слаба. Найди ей замену, доктор.

      Сначала доктор решил, что переборщил с химией и ему уже начало чудиться. Потребовался