Возвращение Черного Отряда. Суровые времена. Тьма. Глен Кук

– вот что порождало все эти слухи. И они никого не радовали. Длиннотень дьявол во плоти, однако многие боялись, что его падение станет лишь предвестием куда более суровых времен.

      Мужчины, женщины, дети – все население Тенелова было посвящено в одну из истин бытия: за Тенью, которую ты видишь перед собой, прячется Тень неизмеримо более грозная.

      Длиннотень сеял страх и боль окрест лишь потому, что сам был жертвой тысячи ужасов.

      Словом, там было жутко. До того жутко, что мне отчаянно захотелось вернуться туда, где меня успокоят и ободрят, объяснив, что тьма не всегда несет в себе ужас. Мне захотелось к Сари, к этому ласковому огоньку в ночи, что властвует над миром.

      – Отнеси меня домой, Копченый.

      36

      Капитан меня предупреждал. «Будь точен», говорил. И не раз.

      Я был схвачен и унесен туда, где кровь и пламя и где медленно скручиваются, обугливаясь, бумаги. Я лежал в луже крови, смешавшейся с моей блевотиной. Отдаваясь в ушах, топот бегущих казался мерной, оглушающей поступью гигантов.

      Слышал я и крики, и не было им конца.

      Костоправ предупреждал. А я забылся. Он ведь не говорил – а может, и не предполагал, – что понятие «дома» чье-нибудь сознание может определить как страшную эмоциональную боль… Я был разорван. В клочья. Копченый отнес меня в Таглиос, да, но я очутился в моменте, что казался концом самого времени. Потрясенный до глубины души, я рванул назад, и отвращение мое было столь сильным, что вместе с ненавистными обрывками прошлого и сбитым с толку Копченым я преодолел всю дорогу до преисподней.

      У него не было ни личности, ни воли, поэтому он не мог смеяться над тем, как я тонул в океане страданий.

      У преисподней есть имя, и это имя Дежагор. И все же Дежагор лишь меньшая из преисподних.

      Из самого большого ада мне удалось бежать. Еще раз.

      Ни воли, ни личности…

      Вихри метут по плато блистающих камней, но ничто не колыхнется на его поверхности. Опускается ночь, и стихает ветер. Равнина сбрасывает накопленное за день тепло, и пробуждаются Тени. На безмолвном камне селится лунный свет.

      Плато простирается на восток и запад, на север и юг, и, стоя на нем, не увидишь его границ; зато легко обнаружить его издали. Потому что в центре высится грандиозное сооружение из той же горной породы, что и само плато, и расставленные на нем колонны.

      Ничто не шелохнется на этих бескрайних просторах, лишь дрогнет порой дымка в лучах света, пробивающихся сквозь врата сна. Тогда Тени отсиживаются в укромных уголках. И так в едва уловимых биениях сердца Тьмы протекает их жизнь – если это можно назвать жизнью.

      37

      Нет воли. Нет личности. И нет Копченого.

      Только боль. Такая сильная, что даже Копченый растаял в ней. Теперь я всего лишь раб воспоминаний.

      Теперь я дома. В обители боли.

      38

      Ага, ты уже здесь!

      Вот мы и снова встретились. Опять ты где-то пропадала…

      Хоть ты и безликая тварь, а все равно кажется, будто