Нечаянный Роман. Надежда Семенова

словно гигантской механической рукой промежутки на дороге высились небольшие аккуратные холмики белоснежной муки.

      Пилипчук сморщился и досадливо пробормотал: «Не мукой, а муками!» Картинка в голове послушно мигнула. Холмики сменили цвет с белого на серый.

      Пилипчук вздохнул и стал думать дальше.

      Разве не был он Асе хорошим отцом? Институт – пожалуйста, квартира в центре – будьте любезны. Машина? Скажи какая. Слова не сказал, когда Ася собралась замуж за этого иностранного нищеброда. Свадьбу закатил такую, что не стыдно было председателя областного исполкома позвать. Он, собака, не пришел, прислал зама. Не он один, многие из приглашенных предпочли открыточками отделаться. Со вложенными дензнаками. Будто у него денег нет. Вот когда Пилипчук пожалел, что покинул Украину. Косные в России люди, особенно в провинции. Ни тебе широты, ни тебе разгуляя. Председатель, тот хоть зама прислал. Заместитель, даром что на вид щуплый, жрал будь здоров, а пил и вовсе наравне с хозяином. Сибиряки – они ребята крепкие. Так втроем и гуляли. Зам, сам и кубинский зять. Эдуардо, мать его за ногу.

      В голове возникла вдруг ниоткуда мускулистая мужская задница в семейных трусах. Задница вихляла бедрами и заслоняла собой весь горизонт.

      Это что еще за хрень, заморгал Полипчук.

      Задница в трусах съежилась и утанцевала куда-то вбок. Вместо нее появилась пышнотелая негритянка в красных пластмассовых бусах и голубом купальном костюме. Плавки так туго обтягивали роскошное черное бедро, что было видно натянутые изнаночные швы.

      Остров Свободы, подумал Пилипчук.

      Негритянка игриво прикусила кончик длинного полированного пурпурного ногтя.

      Хорошее место, подумал Пилипчук.

      Одно было нехорошо, Горбачев испортил отношения с Кубой. Фидель заклеймил Советский Союз с его перестройкой предательством интересов братьев по оружию, отступничеством от светлых идей социализма и выдвинул лозунг: «Социализм или смерть». Кубинцы отозвали всех своих студентов и велели им доучиваться на родине. И укатил будущий отец и новоиспеченный муж обратно на Кубу. Что теперь прикажете делать? Доня рыдает, живот растет, соседи косятся.

      Пилипчук горестно вздохнул и очнулся. Ровно перед носом покачивались ярко-красные пластмассовые шары. Они тихонько стукались друг о друга, переливались и манили.

      Андрей Григорьевич протянул руку.

      – Ой, – заверещала дебелая регистраторша, красные бусы на вялой белой шее, – сюда! Мужчине плохо.

      На зов набежали люди. Они бежали странно – ногами по потолку, головы болтались в пустоте. Кто-то в медицинском халате навис сверху, и только тогда Пилипчук понял, что лежит на полу.

      – Ничего серьезного, – сказал врач, вынимая из ушей стетоскоп, – тепловой удар.

      – У меня дочь рожает, – выдавил Пилипчук.

      – Мы в роддоме. У нас полгорода рожает, – ответил врач, – фамилия?

      – Пилипчук. Андрей Григорьевич.

      – Дочери фамилия, не ваша.

      – Пилипчук-Варгас, –