Зависть кукушки. Анна Акимова

может, это проверка? Ну тест такой, вроде горошины, которую подложили андерсоновской принцессе? Смогу ли я с достоинством выпутаться из унизительной ситуации?

      – Чего встала «руки в брюки»! – прервала мои мысли кухарка Настя. – Вон лук почисть да порежь!

      Я посмотрела на нее. В ее глазах плескалась мстительная радость зависимого человека, который получил возможность унизить другого.

      – Чего стоишь-то?! – наддала она. – Маникюра жалко?

      Маникюра было жалко. Было жалко себя, своих стараний, своего дурацкого волнения и дурацких доверчивых надежд, с которыми я шла в этот дом. Жалко тетю Женю, которая брызгала меня французскими духами, свою мамулю, наивно одарившую меня чужестранным имечком, даже своего коричневого костюма было жалко. Сейчас заплачу, поняла я.

      Настя с жадным интересом смотрела на меня. Нет, не заплачу, решила я, шагнула вперед, взяла со стола нож и одним движением разрубила луковицу пополам.

      Я безжалостно кромсала луковицу, шелуха летела во все стороны, липла к одежде. Луковица оказалась «злой», ядреный луковый дух витал вокруг меня, смешивался с ароматом французских духов, щипал глаза. Сейчас потекут слезы, размажется тушь, и я стану чучело-чучелом. Ну и плевать! Сейчас покончу с этой луковицей и уйду. Кучка нарезанного лука будет единственным, что останется от меня в этом доме. Прощайте, господа академики, рафинированные интеллигенты с безупречным вкусом. Живите без меня!

      И тут в кухне появился Сергей.

      Он сразу все понял по моему лицу. Шагнул ко мне, отобрал у меня нож, подхватил под локти и почти поднес к раковине. Открыл кран и сунул мои руки под струю воды. Я дернулась – в раковине стоял большой дуршлаг с вымытым виноградом, вода с моих рук текла прямо на него. Но Сергей держал меня крепко. Он тщательно отмыл мои руки, закрыл кран и, поискав глазами, шагнул к толстухе, стоявшей, разинув рот, и снял с ее плеча полотенце, затем вытер мои руки, повесил полотенце обратно на плечо остолбеневшей кухарки, крепко взял меня за руку и вывел из кухни. Все это он проделал молча, не сказав ни слова.

      Мы вернулись в гостиную. Сергей, лавируя среди гостей, подвел меня к высокому, худощавому мужчине средних лет и представил:

      – Папа, это Груня. Груня, это мой отец, Петр Владимирович.

      Сережин отец понравился мне: симпатичный мужчина. С Сергеем они были похожи только ростом и глазами. У Петра Владимировича были светлые волосы с сединой и другой тип лица. Он был приветлив и искренне дружелюбен, я это чувствовала. А еще он сказал, что ему очень хочется посмотреть мои картины – Сергей рассказывал ему, как здорово я рисую. Мы немного поболтали с ним и его женой Натальей, которая подошла к нам, отделившись от «карамельной» толпы. Я пригласила их к нам в гости, и мы условились созвониться в ближайшее время.

      После этого разговора я немного расслабилась, успокоилась и стала разглядывать гостей: они стояли и сидели группами и поодиночке, разговаривали, у некоторых в руках были бокалы. Мужчина в черном костюме с бабочкой катал по залу передвижной