Путь к вершинам, или Джулиус. Дафна Дюморье

переминалась с ноги на ногу у края булыжной мостовой, мимо прогрохотала чья-то повозка. Джулиус все еще чувствовал запахи ярмарки, усталость прошла, но ей на смену пришел голод.

      – Мама! – кричал Джулиус. – Мама, я домой хочу.

      И вот – собрана последняя корзина, закрыт последний короб, все усаживаются в повозку, готовые к возвращению в Пюто. Джулиус восседает на ко́злах рядом с дедом, позабыв про голод, нетерпеливо стуча ногами по передку и выпрашивая кнут.

      – Кнут, деда, кнут, деда! – кричит он.

      Лошадь тяжело трогается с места, и повозка катится к мосту, туда, где сквозь падающий снег смутно виднеется лента Сены.

      Когда Джулиус немного подрос, ему позволили торговать на рынке. Он был сметлив и умел убеждать покупателей.

      Зорким взглядом он сразу же подмечал сомнение на лице проходящей мимо покупательницы и трогал ее за руку.

      – Зачем идти дальше, мадам? У нас хороший товар – не прогадаете.

      Женщина улыбалась, глядя на бойкого мальчугана.

      – Слишком дорого. Мне такое масло не по карману, – качала она головой, плотнее запахиваясь в шаль.

      Джулиус пожимал плечами и с презрением отворачивался.

      – Все, что дешевле, – вообще не масло, а дрянь. Хотите отравиться – пожалуйста.

      Женщина снова качала головой, с сожалением глядя на огромный кусок ярко-желтого масла.

      – Даже нищий найдет двадцать сантимов детишкам на еду, – бормотал Джулиус, и женщина начинала выуживать из кошеля монеты.

      – Ну ладно, ладно, давай фунт.

      – Благодарю, мадам, благодарю.

      Джулиус заворачивал масло, уже забыв о ней, и снова пытливо вглядывался в лица покупателей.

      – Подходите, подходите! – кричал он. – Уснули все, что ли? Одного су жалко?

      Стоявший за его спиной дед давился от смеха, а потом принимался ворчать:

      – Теперь так и будет. Пожалей глотку, мой бедный мальчик. Никому с деньжатами расставаться неохота, все из-за этой войны чертовой.

      – Но есть-то всем надо, война не война, а желудок еды требует, – нетерпеливо замечала мать.

      Раскрасневшись, она стояла за прилавком, уперев руки в бока, – ее донимали жара, пыль и мухи.

      Торговля шла плохо. Люди боялись тратить деньги, покупали по чуть-чуть и старались побольше сэкономить. И все из-за вшивых пруссаков. Никто не знал, когда кончится война и что вообще происходит. Во времена Республики[3] жилось чуть лучше, чем при императоре.

      Продавцам на рынке хотелось только, чтобы цены стали прежними, качество и количество товаров были привычными, а самое главное – чтобы покупатель отбросил недоверие и увереннее раскрывал кошель.

      – Да пусть все эти правительства к чертям катятся, – усмехался Жан Блансар. – Во всем они виноваты. Людям есть надо, чтобы жить, важнее этого нету ничего. Ну же, мадам и месье, подходите, кошельки опустошайте, брюхо набивайте. Грядут добрые времена. Ха! Смеетесь? Вот вы, прелестница

3

Речь идет о Франко-прусской войне (1870–1871), в ходе которой император Наполеон III попал в плен, в Париже произошел переворот и была провозглашена Третья республика.