Замыкающий (сборник). Валентина Сидоренко

и завела. Не одному тебе по сучкам бегать…

      Он присел рядом с нею. Сердце колотилось и досадовало. Так ждал этой встречи. Все думал, как объяснит и скажет, а тут и слов не найти… Помолчали, глядя на придорожную березу, уже подбитую кое-где ранней желтизною.

      – Как живешь? С молодой-то?

      Он не ответил. Ему и говорить не хотелось, а хотелось сидеть вот так рядом до самой смерти или идти с ней к дому, как раньше. Уже несло осенней свежестью где-то в глубоких прожилках разгульной теплыни, да обдавал ветер уже забытой трезвенностью и прохладой. Искоса он оглядел ее. Неровная химка седой мочалкой взбита на голове и не красила ее похудевшее за эти месяцы лицо. Губная помада, не привычная для нее, расплылась. Кроме прочего, она была в туфлях на каблуках.

      – Наворотила, – горько усмехнулся он и достал папиросы.

      – Захотела и наворотила. Я, может, тоже приму кого. Не все тебе.

      – Примешь, – сплюнул он. – Токо и забот у тебя…

      – Ну, ты зато заботливый. Кобелина!

      Глаза у нее загорелись и губы вздрагивали. От жалости у него начало покалывать сердце.

      – Нюра. Ну Нюрка!

      – Уйди, змей проклятый! Загубил ты мне всю жизнь мою, кобелина! Всю жизнь таскался, ни одной юбки не пропустил. А на старости совсем рехнулся…

      – Дура-то, во дура! Хоть бы на минутку поумнела, чтобы выслушать мужика своего хоть раз за всю жисть!

      – Ну, где мне, дуре, понять умника такого! Дура я, дура. Вот кто я… Что жила с тобой, прощала все… Умная-то баба давно бы тебя турнула…

      Петр Матвеич понял, что дальше об этом говорить бесполезно. Вскипит – и только ее видали… Он заметил, как в доме напротив остановки шевелятся занавески. На них сейчас глядела явно не одна пара глаз. Петр Матвеич кашлянул и спросил:

      – Юрка написал?

      – Написал!

      – А девки?

      – Девки его интересуют! Юрка! Ты о детях-то думал когда? Только о своих шалавах и думал! Я Юрке все пропишу, какой отец у него герой…

      – Напиши, напиши! Пусть пацана в карцер засадят. Да ты, поди, уж написала!

      – А че же, молчать буду? Ты такое творишь, а я молчи!

      – Че я творю?! Ну чего я творю? Это ты натворила. Я напился, а ты раздула все! И ниче, ничегошеньки у меня с ней нету. Нюрка! Дура ты, дура. Я пожалел ее, что опозорил… А ты дура такая!..

      – Пожалел! Жалелка-то работает!

      – Ну, тебе хоть кол на голове чеши! Я же тебе русским языком толкую. – Он все сбавлял тон. Все старался утишить ее. – Как там двор?! Соседи?

      – Живут соседи! Кроме тебя, никто домов не побросал. Клавка стоит на своем огороде.

      – Стоит?

      – Стоит.

      – А ты говорила, она меня высматривает!

      – Ага, счас, тебя… Нужон ты ей. Я ходила к ней на огород. Оттуда вид хороший. Пригорок же! Лес, речку видать, полянку. Вот она и смотрит. А ты уж обрадовался. Думал, тебя она день и ночь выглядывает.

      – Кто обрадовался? Я? Да ты сама это сочинила. А счас на меня сваливаешь!

      – Все я тебе