Дом для девы. Александр Лысков

о, что девочке даже стало страшно за ребёнка, – она прихлопнула рот ладошкой и увидела, как небесная плывунья повела рукой, будто успокаивая её; с перстов её рассеялся дождик, на лицо девочки брызнуло…

      Оля выскочила из укрытия на мощёную улицу с криком:

      – Глядите! Богородица!

      Дети подняли головы. На их глазах женщину с ребёнком окутывало лимонным маревом, а тучи при этом разносило сразу во все стороны, словно ветер подул снизу.

      Страх за младенца на высоте не отпускал Олю.

      – Как бы не упал! – шептала она.

      – Скажешь тоже! Чай, не с наёмной нянькой, – раздавались детские голоса.

      – Маленький Спас у неё.

      – Глядите! Он тоже ручкой помахал!

      – Летят прямо на солнце.

      – Зажмурься, ослепнешь!

      – Я между пальцев, в щёлочку…

      Кроме детей на улице не было ни души.

      Булыжники под их ногами, спрыснутые небесной влагой, бугрились и сияли под солнцем, будто изнанка туч.

      Дети на этих каменных облаках казались оторванными от земли, тоже куда-то летящими…

      После того как виденье растворилось в бездонной голубизне, они ещё долго оставались молчаливыми, подавленными непосильными размышлениями.

      Игра разладилась.

      Щепочка-чижик так и осталась лежать на доске не тронутой.

      Молча, не сговариваясь, дети разошлись по домам.

      Детское царство

      Священник Воскресенского храма Михаил Иванович Попов жил в собственном доме через дорогу.

      Он сидел в своём кабинете при свечах и составлял текст молитвы к заутрене.

      В то лето русские люди обороняли Архангельск от бунтовщиков – безбожников.

      Красное войско шло из Москвы и на своём пути разрушало храмы, убивало культурных людей и служителей в церквах. Михаил Иванович намеревался утром обратиться к пастве с молитвой о даровании «белому православному воинству победы во брани супротив войск Антихриста».

      За дверью послышался голос служанки:

      – Батюшка Михаил, к вам посетительница!

      Войти было позволено, и через порог с поклонами переступила швея из соседнего дома в опорках на скорую ногу.

      – Не прогневайтесь, отец Михаил, – сказала она. – Душа места не находит. Ребята в один голос говорят, мол, нынче под вечер видение у них было. Играли во дворе, да вдруг и Богородица им в небе показалась. Ладно бы одна моя Оля, она и намолоть может незнамо что, язык без костей. Так ведь и все другие как один: Матерь Божья с Младенцем в небе! И будто им рукой вот эдак…

      И у самого отца Михаила рука вдруг сначала вздрогнула, потом неровно, неуверенно стала подниматься к груди и наконец решительно рассекла полумрак комнаты крест-на-крест.

      – Истинно говорю! – воскликнул отец Михаил. – Кто не примет Царствия Божия, как дети, тот не войдёт в него!

      Сказал весело, с вызовом.

      Затем причесал длинные белые волосы, надел скуфью и с большим медным крестом в одной руке, с керосиновым фонарём в другой вышел, увлекая за собой посетительницу.

      Радость города

      Электричества не было во всём городе.

      Лица детей в темноте коридора освещались фонарём в руке отца Михаила. Свет фитиля мерцал в их глазах. Говорили дети взволнованно, взахлёб. Не хватало ни слов, ни опыта в изъяснениях, да и то сказать, виденное ими не имело примера.

      Не всякий бы и взрослый осилил описание.

      Только у Оли нашлось несколько слов для подробностей:

      – Из облаков навыворот…

      – Ресницы в инее…

      – А ноготки перламутровые…

      Убедительными оказались для отца Михаила не столько подробности рассказа, сколько сияние в глазах детей.

      Дома отец Михаил сел за стол и начал писать:

      «О, Заступница наша, помилуй нас, Мати Божия, и прошение наше исполни. Да постыдятся и посрамятся безбожники-большевики, и дерзость их да сокрушится, яко мы имеем Твоё Божественное заступничество…»