Шепот волка. Вульф Дорн

в салоне перевернутого автомобиля и ему не хватало воздуха. «Следующее, что помню, – я лежу на лесной дороге. Сирена все еще воет. Вой не прекращается. Не помню, как выбрался из машины. Я полз на четвереньках по асфальту, и все тело горело от боли. Позади трещало пламя. Я не мог повернуться, у меня бы это просто не получилось. Мои мама и папа… они… они… думаю, они остались в машине!»

      Он сглотнул, не в силах продолжать. Каждый раз происходило одно и то же. Он каждую ночь видел это во сне, и эти сны не прекращались. Но хуже всего было, когда приходилось рассказывать о катастрофе. При каждой беседе в этом месте доктор Форстнер делал паузу. За это Симон был ему благодарен. Он попытался успокоиться и взять себя в руки, взглянул в окно и инстинктивно почесал шрамы на правом запястье. Они почти зажили и давно перестали зудеть, но это вошло у него в привычку. Осознав, что чешет их, мальчик усилием воли убрал руку.

      Приемный кабинет находился на третьем этаже стационара детской и юношеской психиатрической клиники. В этот жаркий и душный августовский день Симон бросил взгляд на больничный парк. Между корпусами виднелись деревья, клумбы с цветами, кустарник – все как в обычном городском парке. Только этот парк был больничный. В последние пять месяцев Симон часто в нем гулял. Недалеко отсюда проходила трасса на Фаленберг – место, которому суждено было изменить жизнь Симона навсегда.

      Некоторое время он бездумно созерцал вертолет, паривший над лесом, как гигантская стрекоза, – будто пилот пытался что-то разглядеть внизу. Солнце отражалось в стеклах кабины. И в какой-то миг Симону показалось, что он прочитал на зеленой лаковой поверхности надпись «ПОЛИЦИЯ». Он спросил себя, а прилетал ли на место аварии спасательный вертолет, но так и не смог вспомнить. Он вообще многого не помнил. Например, как выбрался из машины.

      – Эти провалы в памяти, – он взглянул на доктора Форстнера, – вы говорили, они из-за пережитого шока, правда?

      Доктор Форстнер кивнул. Это был стройный темноволосый мужчина с добрыми, внимательными глазами, пристально наблюдавшими за Симоном. Симону он нравился прежде всего потому, что ничем не походил на психиатра. В фильмах в роли психиатра обычно выступал пожилой мужчина в белом халате, в очках с толстыми стеклами и с взлохмаченной, как у Эйнштейна, головой. Но доктор Форстнер был не таким: он представлялся мальчику другом, готовым к пониманию и сочувствию. Он выглядел моложе своих лет и чем-то напоминал Симону Майка. «Только вот Майку ни за что не усидеть долго в кресле», – подумал он. Да и по характеру психиатр и старший брат Симона в корне отличались друг от друга.

      – Да, дело в шоке, – подтвердил доктор Форстнер, – и в сотрясении мозга, которое ты получил. Эти провалы в памяти объясняются ретроградной амнезией. Не беспокойся на этот счет. Ты хорошенько отдохнешь и выздоровеешь.

      – Наверное. – Симон вздохнул. – Но что делать с моими кошмарами? Кончатся они когда-нибудь?

      – Разумеется. Не сразу и не навсегда, но они будут случаться реже. Кроме того, не забывай, о чем я тебе говорил: