Вокруг пальца – 2. Пальцем в небо. Маргарита Ардо

в школе и универе я всегда участвовала в организации всяческих газет. В бутике, когда работала продавцом, составляла рекламные тексты для радио, перед «Софт Дринкс Корпорэйтед» я вообще устроилась на должность младшего редактора в местное захудалое издательство… В общем, с буквами я дружу. Ну-ка, скажите, кто работает в Нью-Йорк Таймс? Люди. А я кто? Человек. Всё сходится! Я могу там работать!

      Не люблю, когда мне говорят: не получится, не выйдет, не пытайся. Так не интересно. Взялась я, к примеру, на первом курсе себе пальто шить. Подружка Таня говорила: «Ты что! Для этого надо быть профессиональной швеёй». А я потом в этом пальто проходила три курса. Подумаешь, с подкладкой накосячила, и местами вышло кривовато, но ведь вышло же… Цели влекут, когда большие, и когда от них в груди что-то зажигается. Вот и у меня сейчас огонёк вспыхнул. Словно электричество пробежало и под коленками приятной дрожью рассосалось.

      – Нам в соседнее здание, – сказал Джек и оторвал меня от залипания на двери медиа-монстра к другим панорамным стеклам, значительно пониже, – в «Вольфганг стейк хауз».

      Тут царило лаконичное ретро с роскошью натурального дерева, белоснежных скатертей, массивными люстрами без излишеств и с залами, отгороженными друг от друга громадными шкафами-стенами, где вместо полок в одинаковых ячейках хранились коллекционные вина, а ряд красивых, изумрудных бутылок с разными этикетками поверху извещал о том, что и внутри хранится не шмурдяк. За стеклом была даже лесенка. А вот аншлага в залах не наблюдалось.

      – В пятницу вечером тут не протолкнуться, – сообщил Джек.

      Расправляясь с сочным стейком и с трудом сдерживаясь, чтобы не урчать от удовольствия, как моя кошка, которой перепало деликатеса, я слушала рассказы Джека и была счастлива. Хотя мысль о журналистике всё равно крутилась в голове. Ну, подумаешь, сейчас я беременная, малышик родится, подрастёт, и я останусь без дела и работы? Как-то это не по мне. Жизнь должна быть разной, тогда её интересно жить.

      – Знаешь, – вставила я в паузу между стейком и словами о том, что Нью-Йорк не спит даже ночью, – а в университете я специализировалась на американской литературе.

      Джек с изумлением воззрился на меня.

      – У меня курсовая называлась «Символизм в американской поэзии конца 19-го, начала 20-го века». Ты любишь поэзию?

      – Хм, ну, если красивые стихи…

      – Послушай, это Роберт Фрост. Очень загадочное и непередаваемое по атмосфере стихотворение. – И я начала цитировать:

      «Whose woods these are I think I know.     Чей это лес – я думаю, что знаю;

      His house is in the village, though;     В деревне дом его, у края;

      He will not see me stopping here     Он не увидит, что я здесь

      To watch his woods fill up with snow.     Стою, смотрю на снег и лес.

      My little horse must think it queer     Коню, должно быть, не понять:

      To stop without a farmhouse near     Зачем стоять и созерцать

      Between the woods and frozen lake     Меж лесом и прудом замёрзшим

      The darkest evening of the year.     В ночь, где и звёздам не сиять.

      He gives his harness bells a shake     Встряхнёт главою жеребец —

      To ask if there is some mistake.     Спросить, в чём дело, наконец.

      The