Сокровище падишаха. Ольга Баскова

положили вашу маму, – пояснила она, избегая смотреть Гале в глаза. – Сейчас вы ничем не поможете Елене Васильевне. Она под аппаратами.

      – Мне нужно поговорить с лечащим врачом. – Бедняжка отодвинула ее руку. – Девушка, вы видели снимок? Есть хоть какая-то надежда?

      Изящная рука с длинными пальцами потрогала маленький золотой крестик на груди.

      – Все мы в его милости. Молитесь. У нас бывали совсем безнадежные случаи, когда лучшие врачи разводили руками. Но родственники не теряли надежду, и больные выздоравливали. Молитесь иконе Божьей Матери «Все-царица». Читайте акафист.

      – Спасибо. – Галя встала с кушетки и сунула ноги в босоножки. – Как мне пройти в терапию?

      – Прямо по коридору, – пояснила девушка. – Я тоже буду молиться за вашу маму. Ее лечащего врача зовут Герман Борисович. Это лучший доктор нашего отделения.

      «Единственная хорошая новость за сегодняшний день», – отметила про себя Галина, шагая как сомнамбула. Ей почему-то казалось, что лучший доктор должен обязательно что-то сделать, помочь, вылечить, а если не вылечить совсем, то, по крайней мере, продлить жизнь.

      Герман Борисович, на ее удивление, оказался совсем не таким, каким она его представляла. Лучший врач, по ее мнению, должен быть пожилым, умудренным опытом седовласым старцем, но перед ней предстал высокий, стройный голубоглазый мужчина с густыми русыми волосами, стриженными коротко, по-военному.

      – Герман Борисович Боростовский, – отрекомендовался он на пороге терапевтического отделения. – А вы, как я понял, дочь Елены Васильевны Лопатиной. – Галя еще не успела кивнуть, как он продолжил:

      – Все понятно, – на его вытянутом лице заходили желваки. Девушка встрепенулась:

      – Что вам понятно? – крикнула она так громко, что сидевшая в коридоре и мирно дремавшая бабушка широко распахнула глаза и принялась оглядываться по сторонам. – Что вам понятно? Что моя мама умирает?

      Доктор молчал. Вероятно, ему нечем было крыть. Это еще больше разозлило Галю.

      – Мне сказали, что вы лучший врач в отделении. Почему же вы ничего не делаете?

      – В настоящий момент мы сделали все, что могли. – Деловой тон Боростовский сменил на мягкий, доброжелательный, убаюкивающий. – Сейчас из легких вашей матери откачивают жидкость.

      Его лазурные глаза не выражали оптимизма. Девушка задрожала.

      – Я слышала, в больницах нет лекарств для лечения таких пациентов. – Бедняжка споткнулась на слове «таких». – Но все это меня не волнует. Скажите, что требуется, чтобы моя мама поправилась? Купить самые дорогие лекарства? Выписывайте рецепт! – Она повернулась, с брезгливостью оглядывая койки, рядами стоящие вдоль стен коридора, и несчастных больных под тонкими серыми одеялами. Все это больше напоминало какой-то приют, но не государственную больницу. – Оплатить отдельную палату? Я и на это готова. Моя мать не будет лежать в проходе. Не будет, вы слышите?!

      – Если хотите, можете завтра забрать ее домой. – Герман как-то сморщился, съежился,