Дочь Великого Ворона. Елена Кутузова

осталось: лето оказалось слишком жарким, солнце выжгло траву и иссушило источники, отчего овцы не нагуляли жира и старики говорили, что приплода в этом году не будет.

      А зима пришла холодная и ветреная. Старая Айра качала головой и её дыхание, смешанное с клубами табачного дыма, опускалось к полу, чтобы выйти наружу через мелкие щели.

      Трубка заменяла ей еду – свою порцию разваренных в кашу корней старуха отдавала внукам. Байри же порой не доставалось и этого – стоило прийти голоду, и приемная дочь стала обузой.

      И теперь девушка шла против ветра, пригнувшись, чтобы не слепило глаза. Кобылу – старую и почти обезножившую – пока еще не отняли, но отец уже поговаривал, что скоро её на мясо отправят и семья, наконец-то, поест досыта. Его собственного коня и кобылу старшего брата не трогали: кочевник без лошади – мертвец.

      – Ну, чего ты? – Байри дернула веревочный повод. Останавливаться было рано – они еще не дошли до того места, где несколько дней назад она поставила силки. Пусть даже мышь попадется, и ту в котел! А уж коли кто покрупнее, да помясистее!

      При мысли о вареном мясе и жирном бульоне Байгу облизнулась. Ветер тут же провел по губам колючей ладонью, вытягивая влагу и покрывая сеткой мелких трещин. Девушка разозлилась: зимняя степь – не место для мечтаний! Чуть замешкаешься, перестанешь следить за окружающим, и от тебя даже косточек не останется – в такую пору голод лишает волков последних опасений перед человеком. А уж если встретятся оборотни!

      Девушка поежилась, не зная, от страха или от холода – ветер становился все настойчивей. И снова дернула повод.

      Но безотказная кобыла вскинула голову и переступала на месте, словно к ней вернулась молодость. А потом заржала.

      Её голос перекрыл даже завывание вьюги. Подхваченный порывом ветра, он взлетел к затянутым низкими облаками небу и вернулся, измененный до неузнаваемости. Байри не сразу поняла, что это не ржание: издалека, словно из-за туч, доносилось карканье. Где-то в неведомой выси кричал ворон.

      От неожиданности девушка замерла, забыв и про метель, и про упрямую кобылу, и даже про голод. Откуда здесь в это время птицы? Те, что не покинули степь осенью, сейчас попрятались от непогоды, не смея даже клюва высунуть из убежища.

      И вдруг – ворон.

      Байри снова вздрогнула и упала на колени. Снег облепил лицо, когда она ткнулась головой в землю: этот крик мог долететь только из Небесной Степи. Великий Кере подавал какой-то знак.

      – Прости, я не понимаю! – девушка не знала, что делать. Если Божественный Ворон гневается, лучше повернуть назад. А вдруг он подает знак? Но почему ей, приемной сироте, которая даже родового имени не знает, а не увешанному амулетами шаману?

      Девушка пожалела, что вообще вышла сегодня из юрты. Надо было остаться дома и пить кипяток! Все лучше, чем умирать от ужаса среди снега. Это страшно – не выполнить волю Великого Кере! Да еще упрямство кобылы!

      Байри вскочила на ноги. Ну конечно! Как она раньше не догадалась! Лошадь отказывается идти, значит, это тоже Знак! Нужно сейчас же повернуть обратно и рассказать о крике шаману! Пусть старик сам разгадывает божественное послание. А она, Байри, выпьет горячей воды, если повезет, то поест каши из разваренных кореньев и сушеных ягод и заберется под свою овчину на женской стороне юрты. И крик ворона, прозвучавший так не ко времени, больше не будет её пугать!

      Но упрямая кобыла отказалась идти. Плясала на месте, задирая голову и раздувая ноздри.

      Байри усмирила злость и огляделась – на все есть причина. А уж у страха старой опытной лошади – тем более!

      Чуть впереди, едва заметный во вьюжном мареве виднелся холмик. Именно на него и косилась кобыла. Байри присмотрелась, а потом в несколько шагов преодолела оставшееся расстояние.

      Руки замерзли и онемели так, что Байри на миг показалось, что она уже умерла и теперь не знающий покоя дух, и только талая вода на лице убедила в обратном.

      Из-под снега показалось что-то бурое – клочок меха. Девушка замерла на мгновение, боясь навлечь беду. Но потом решила, что крик ворона прозвучал не просто так и нужно идти до конца.

      Мех оказался хорошо выделанной волчьей шкурой. Сохранились даже подушечки на лапах! Но это девушка отметила мельком, и тут же забыла, потому что под шкурой лежал человек.

      Его кожа побелела, а губы отливали синевой. Но грудь, такая худая, что, казалось, ребра вот-вот вырвутся наружу, медленно вздымалась.

      Байри оглядела находку и отвернулась. Её не заботило то, что парень был голый. Скорее – сможет ли она забросить его на седло, да еще в этой шкуре…

      Лошадь попятилась, пришлось прикрикнуть и сильно дернуть за повод. Веки парня дрогнули и из-под них плеснуло синевой.

      Байри больше не сомневалась: люди с глазами цвета летнего неба – священны. Им покровительствует сам Кере. Наверное, поэтому он и кричал, несмотря на зиму и метель.

      Закинуть находку на лошадь оказалось проще, чем думалось – исхудавшее тело ничего не весило. Укутав парня в волчью шкуру и прикрыв от снега собственным плащом, Байри