По ту сторону жизни. Карина Демина

типа.

      – Мои не жали, а эти жмут… и веер подменили… ты посмотри, какого он цвета…

      Мужчина с вялым лицом и разобранными на пробор волосами попытался подхватить старуху под локоток. Но вдова Биттершнильц отличалась не только склочным нравом, но и немалой для своих восьмидесяти девяти лет силой.

      – Руки убери, поганец! – рявкнула она и к просьбе присовокупила шлепок веером по бледной ладони. – Будет он мне тут… я еще не в маразме…

      На этот счет мнения в городе разнились, все же старуху здесь любили еще меньше, чем меня. Но я готова была поспорить на половину своего состояния, что фрау Биттершнильц до маразма далеко. Дела свои она вела сама и жестко. Помнится, единственный управляющий, который дерзнул обворовать бедную старушку, по сей день отрабатывал долг где-то в медных рудниках.

      – Туфли не мои… подменили туфли… веер подсунули другой, – она говорила громко, а вот взгляд… взгляд ее был непривычно растерянным. Будто она прекрасно понимала, сколь нелепы ее претензии.

      Веер подменили.

      – Дорогая, – я потянула Диттера за собой, а он не стал сопротивляться. – Я так рада тебя видеть…

      Я клюнула вдову в сухую щеку.

      Она не пользовалась пудрой. И кремами от морщин. Не носила шиньонов, собирая поредевшие свои волосы в строгую гладкую прическу.

      – Что случилось.

      – Веер подменили, – старуха с несвойственной ей готовностью оперлась на мою руку. – Видишь? Он лиловый… а был цвета фуксии… не подходит… я подслеповата стала… тут только увидела… не подходит.

      – Бабушка… – тип, которого, признаться, я видела впервые – впрочем, с недоброй старушкой мы пересекались нечасто, попытался отбить у меня добычу. Это он зря… веер, может, к платью и не подходил – странно, кстати, ибо в мастерской мейстера Гульденштрассе весьма ревностно относились к деталям, – но вот сделан был на совесть. И на макушку опустился с характерным стуком.

      – Изыди, – велела вдова. А мне пожаловалась: – Совсем от него житья не стало… а ты деточка похорошела. Смерть тебе на пользу пошла.

      – Попробуйте, может, и вам понравится.

      Старушка хмыкнула и, вытащив из сумочки пачку цигарок, велела:

      – Проводи меня до саду.

      – Бабушка, там сквозняки…

      – А ты, зануда, за шалью сгоняй… и заодно посмотри, где эту дрянную девчонку носит… Дорогая, не стой столпом. В твои года девица не только в постели двигаться должна… А это кто? Твой? Ты б его хоть приодела, право слово, прежде чем в приличное общество тащить…

      Она, оправившись от приступа, старательно заговаривала мне зубы, правда, мы обе понимали, что слов недостаточно, дабы загладить инцидент.

      На нас смотрели. С жалостью. И жадноватым любопытством.

      – Ишь ты… повылуплялись, курицы… думают, я умом тронулась. Но ты же видишь? И туфли-то, туфли не мои… – в саду, окружавшем ратушу, даже летом было пыльно, заброшено и грязновато. Складывалось впечатление, что здешние розы, если и цвели не столько благодаря усилиям садовника, сколько вопреки им. Ныне же они щетинились колючками,