Единственная. Ольга Гусейнова

ты просто прими как данность: тела – смертны, а душа – вечна. Поэтому, пока есть возможность, борись за жизнь бренного тела и береги бессмертную душу.

      Дмитрий добавил:

      – Не трать и так короткое время, оплакивая погибших, все равно придет срок, когда мы встретимся где-нибудь…

      – Когда-нибудь, – усмехнулся Хойт.

      Помощник командора решительно заявил:

      – В общем, если из нас троих кто-то не выживет, всякое бывает, совершенно серьезно предупреждаю: я категорически против, чтобы меня оплакивали! Вспомните при случае добрым словом – и достаточно.

      – Братцы, если выживу, оторвусь по полной, – пообещал Хойт с прежним задором. – Ни в чем себе не буду отказывать. Есть – от пуза, спать – всласть, любить – от всего сердца. За всех!

      И протянул нам руку. Мы поняли его сразу и, положив свои ладони сверху его, кивнули. Дали молчаливое обещание: кто выживет, тот будет жить за остальных.

      – Когда собираемся уйти не прощаясь? – вернулся к насущной теме Хойт, посмотрев на нашего командира.

      – Надо собрать еще провизии, воды. Может быть, медикаменты…

      – Мне вернули аптечку, – похвалилась я. – Пробы взяли, и все. Правда, там ничего особенного, так, первую помощь оказать.

      – Хорошо, что одежду оставили, – Хойт одобрительно посмотрел на свою синюю форму с пилотскими нашивками, а потом поморщился: – А то на их дырявые костюмчики без слез не взглянешь.

      Я передернулась, поправив форменную серую куртку, наконец-то больше не висевшую на мне как на вешалке.

      – Уже месяц здесь и свой прежний вес почти набрала, но мерзну постоянно.

      Хойт ухмыльнулся, протянув мне флакончик:

      – Я тоже теплолюбивый. На, мне от насморка выдали, могу поделиться.

      Я подозрительно посмотрела на зеленую жидкость:

      – Они на тебе уже много чего испытывали. Не боишься, если, как неделю назад, опять кровью захлебываться будешь?

      – Глазастые умники сказали, тогда дозировку не рассчитали, а так хорошее средство от кашля, – с присущей ему иронией отозвался Хойт. – Но ты права, Тай, меня используют в качестве подопытной крысы и пробуют все подряд.

      – А на мне проверяют физические нагрузки, – мрачно поделился Резников. – Позавчера чуть глаза не лопнули от напряжения. Уроды.

      Мы с пилотом посмотрели на помкома с сочувствием, глаза у него до сих пор в красных прожилках лопнувших сосудов. Пришел мой черед жаловаться:

      – Меня на восприимчивость проверяют. Языку обучили, а теперь тестируют на скорость обучения письму. Цветовой диапазон, широта восприятия обоняния, скорость запоминания, логика мышления… Словно животное. Разные дурацкие задачки предлагают, а потом группой едва не взахлеб обсуждают, как я их решаю. Признаться, я часто просто методом тыка пользуюсь. А они от итогов в ступоре, пытаются логику землянки понять. Каким образом я к тому или иному ответу прихожу. Видимо, стереотипы мышления выявляют…

      Мужчины расхохотались. Через минуту Резников, вытерев слезы, сквозь смех выдавил:

      – Вот