Проклятый капитан. Сковать шторм. Евгения Александровна Александрова

нева и готовилось разъяриться грозой. Шквалистые порывы доносили с близкого берега брызги, поднимали пыль на дороге и гнули ветви деревьев так, что те скрипели и трещали.

      Наконец впереди, у развилки на дороге, показался старый рыбацкий дом.

      – Останови! – скомандовал Алекс кучеру и, когда повозка со скрежетом притормозила, спрыгнул на землю. – Погоди здесь, я недолго.

      Деревня будто вымерла: вокруг никого, никакой суеты перед штормом, даже псы не лаяли. В соседних домах было темно, кое-где окна и вовсе заколотили досками. Похоже, стоило приехать раньше, а ведь если бы не случайные обстоятельства, он бы ещё нескоро добрался до родного дома. Привычно скрипнула знакомая калитка, а узкая тропинка к дому заросла травой. Живы хоть?! Алекс громко ударил старым железным кольцом об дерево, а потом с силой отворил незапертую дверь и, пригнувшись, вошёл внутрь.

      Сколько тут не был, лет пять? Показалось, даже потолки в доме стали ниже. Алекс с осторожность выпрямился, едва не задевая головой низкие доски.

      – Отец? – позвал он.

      Вскоре раздался лёгкий скрип старых досок. Но вместо отца из маленькой комнаты вышла заспанная мачеха. Она держала в дрожащей руке масляную лампу и щурилась, вглядываясь в полумрак перед собой. В свете огня морщины на её лице казались резче и глубже, чем раньше. Какой дряхлой она теперь стала… Остро кольнуло жалостью.

      – Алекс?! Но как ше?.. – проскрипела она со староивварским акцентом, грубо и с твёрдыми согласными. Алекс и забыл, как говорят тут, в деревнях.

      – Письмо вы, значит, не получили. – Он сбросил камзол на сундук в углу и тяжело выдохнул. – Где отец?

      – Он болеет и слаб. Спит. – Пожевав губами, Грейя сухо спросила: – Ты голоден?

      – Нет, матушка, – Алекс позволил себе скупую улыбку, – я похож на голодного? У меня немного времени, к сожалению. Нужно поговорить с отцом. И с тобой.

      Грейя сощурилась, осмотрев его разбитое лицо, но только молча ушла на кухню.

      – …пропадает невесть сколько, а потом валится на голову, весь драный, как подзаборный кот, – донеслось оттуда ворчание старухи, которая загремела посудой в шкафах. – Капитан Дельгар, герой, как ше, как ше… – передразнила она. – Двадцать девять лет, а сам…

      Не желая слушать её брюзжание, Алекс одёрнул порванный в таверне рукав и прошёл в комнату к отцу. Тот и правда выглядел плохо: бледный, осунувшийся, он лежал на низкой кушетке у самой стены и дышал сипло, с трудом. Отцу шёл девятый десяток, и болезни год за годом подтачивали ослабевшее здоровье.

      Он даже не пришёл в себя, когда Алекс присел рядом и замер, изучая отцовское лицо. Спокойное, расслабленное. Простое. Но в его мягких чертах, сглаженных временем, во впавших щеках, в фамильной горбинке носа Алекс искал что-то иное. Тёмное. Опасное. Отпечаток древнего зла.

      Алекс вздрогнул, когда сзади подошла мачеха с мокрым полотенцем в руках и сказала:

      – На-ка, вытри кровь. Красавец. – Он поднялся и осторожно оттёр краем полотенца разбитую и распухшую губу. Посмотрел на красное пятно на ткани и перевел взгляд на хмурую мачеху. Та снова заворчала, но уже как будто теплее: – Ну, чего ты тут стоишь смотришь? Старику покой нушен.

      – Хочу, чтобы вы уехали отсюда. Плохие новости есть. Заберу вас на «Ясном» и отвезу в столицу, в свой дом. Он всё равно пустует, а там вы будете в безопасности.

      Грейя хрипло воскликнула:

      – Ты смерти его хочешь или што?! Никуда он поехать не смошет!.. Дай ему спокойно дожшить!

      – Да не выйдет здесь спокойно дожить, мать, – не сдержался Алекс. – Сегодня в таверне местные ивварцы сцепились с моими парнями только из-за того, что те – чужаки и говорят на другом языке. Я потерял убитыми боцмана и двоих крепких матросов, а ещё троих замели за драку местные власти. Слышишь? И будет только хуже. Может начаться новая война!

      Мачеха гневно отвернулась в сторону, заворчав под нос:

      – Говорит-та, аки дворцковый вельмоша теперича, ишь ты, птица. Потерял убитыми он!..

      Алекс пожалел о резких словах, попробовал утихомирить мачеху и приобнял, отводя обратно на кухню.

      – Я хочу как лучше, послушай меня…

      – Тебя, друшочек, не было здесь пять лет. Тебя и твоего брата, который сбешал в Иввар незнамо зачем. С чего ше я долшна тебя слушать?

      – Я писал вам и высылал деньги. Я не мог прийти.

      Грейя ткнула скрюченным пальцем в сторону спящего отца.

      – Посмотри! Как думаешь, нушны ему твои деньги?!

      Алекс медленно потянул носом воздух, успокаиваясь. Он не мог назвать причину, по которой ушёл тогда из дома и не появлялся так долго. Не мог сказать, как, кроме всего прочего, ему тяжело находиться здесь, видеть дом своего детства и понимать, что теперь ничего не будет, как прежде. И что всё, что он знал о родных, перевернулось с ног на голову.

      Но Алекс не желал, чтобы они погибали здесь в одиночестве, забытые всеми.

      – Может, заваришь чайку? У вас ещё остался тот, что я передавал из последнего рейса? – примирительно