Кто шуршит в углу? Волшебные истории про домовых. Наталья Филимонова

валялись бесчисленные пустые бутылки и пивные банки.

      На кровати были скомканы сероватые простыни, сверху как попало лежала какая-то одежда.

      Обои на стенах кое-где висели клочьями.

      Всё вокруг покрывал толстый слой пыли и грязи, а на полу валялись яичная скорлупа и какие-то обертки, кое-где на линолеуме виднелись прожжённые пятна. Воздух был очень затхлым.

      – Жалко, мама этого не видит, – выдохнула Люба. – Она думает, у меня в комнате бардак.

      – Да-а-а-а-а, – протянула Нюся. – Понятно, почему у него никто из наших не живёт.

      – Из наших? – удивилась Люба.

      – Да не из ваших, балда, а наших. Из квартирных то есть, – Нюся посмотрела на недоумевающее Любино лицо, вздохнула и решила всё-таки пояснить: – Ну про домовых-то ты слышала небось? Ну вот. А мы – КВАРТИРНЫЕ. Домовые – они в старых домах жили, некоторые и сейчас ещё живут. Мы обычно рождаемся вместе с домом. Поэтому в нашем доме почти все квартирные одного возраста.

      – А почему «почти»? – с любопытством спросила Люба. – А квартирные в каждой квартире живут? А я думала, домовые – это старички такие, вроде маленьких человечков…

      – Вот балда. Говорю же – не в каждой. Из некоторых квартир уходят. Или вообще не появляются. Вот как здесь, например. А почти – потому что некоторые переезжают вместе с хозяевами. Вот в квартире прямо над нашей, например, – там Соколовский-Квартирный живёт, так он вообще раньше домовым был, – в голосе Нюси послышались уважительные нотки. – Он старый-престарый! Он говорит, что раньше у Соколовских большущий такой дом был, и он за ним присматривал. Жил в кухне за печкой. Говорит, там был свой двор, и конюшни, и целая куча слуг, и много чего ещё всякого. Ещё у прадедушки нынешнего Соколовского. Аж при царе.

      – Горохе? – уточнила Люба. Мама часто так говорила, когда хотела сказать, что что-то было очень давно: «при царе Горохе».

      – Не, – мотнула головой Нюся. – При батюшке.

      – Почему батюшке? – не поняла Люба.

      – Ну откуда я знаю? Соколовский-Квартирный так говорит: при царе-батюшке.

      – Ой! – вспомнила Люба. – А над нами – ты же говорила, там девица живёт, которая бумажки рвать любит…

      – Ну да, живёт, – кивнула Нюся. – Она же Соколовских дочка и есть, Оксанка. А вообще-то нам с тобой тут болтать некогда. Того и гляди, хозяин придёт. А нам ещё убраться тут надо.

      – То есть как это – убраться? – Люба так удивилась, что даже села на диван, случившийся рядом, – впрочем, тут же вскочила с него, потому что пребольно укололась о валявшуюся на нём рыбную косточку.

      – Обыкновенно убраться, – буднично сказала Нюся, оглядываясь вокруг в поисках веника и совка. – Во-первых, должны же мы из этого неряхи приличного человека сделать? А во-вторых, не могу я в такой обстановке разговаривать. Мы, домовые и квартирные, всякого мусора и беспорядка на дух не переносим. У нас от него характер портится.

      – А как же ты в моей комнате живешь тогда? – ужаснулась Люба, вспомнив свою комнату. – Мама