Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель (сборник). Мэри Стюарт

уж тебе крышка, дружок!

      – И вам тоже! – запальчиво отпарировал он.

      – О, не думаю. – Она рассмеялась. – Я тут ни при чем. Все, что я могу потерять, – мой личный доход.

      Бюсак поднял голову:

      – «Все»? – У него вырвался ехидный смешок. – Вот именно, моя милая леди, вы можете потерять все. Все, что составляет смысл и мечту вашей жизни… Власть, слава – вот что должны были принести вам эти деньги. Зачем же еще вы прозябаете в этой богом забытой долине, если не для того, чтобы охранять свой «личный доход»? Не думайте, что я не знаю о планах, которые вы вынашиваете в своем алтаре, сеньора Франциска, выжидая и даже моля о смерти старой настоятельницы… Выжидая и надеясь, что добьетесь желаемого, когда она уже не сможет помешать вам. Она-то вас хорошо знает. Разве не так? Мадам приоресса монастыря долины Гроз. Да уж, тогда поминай как звали скромный сиротский приют! Вместо него будут роскошные хоромы с великолепной церковью, в которую потечет толпа туристов со всего света! – Его голос звучал уже откровенно издевательски. – Нет, вы очень боитесь потерять наш испанский трубопровод, ведь он непрерывно качает золото в ваши карманы и дает вам власть! Вы жить без этого не можете!

      Она слушала, не реагируя, тяжелые веки прикрывали ее глаза.

      Он заговорил снова:

      – Да-да. Отлично вас понимаю. Власть, донья Франциска… вот зачем вам нужны деньги… – Его упавший до злобного шипения голос был отчетливо слышен в наступившем безветренном затишье. – И вам плевать, что они испачканы в крови.

      Испанка хотела было ответить, но передумала. Дрогнувшее было лицо опять застыло, напоминая неподвижную маску, за которой может скрываться все, что угодно. Она подняла на него глаза:

      – Завтра вечером. Ты должен избавиться от нее к завтрашнему вечеру.

      Ее горящие темные глаза, казалось, прожгли одеревеневшее лицо.

      Бюсак реагировал бурно. Он что-то закричал и, подняв пудовые кулаки, потрясал ими в приступе ярости. Но у доньи Франциски, видимо, был настолько сильный характер, что одного ее горящего взгляда оказалось достаточно, чтобы положить конец бунту. Она сказала все тем же четким и злым голосом:

      – Я приду завтра вечером, как обычно, после богослужения и проверю. Тебе придется сделать это, мой бедный друг!

      – Как? – спросил он хрипло.

      Донья Франциска пожала плечами:

      – Это твоя забота.

      – Мне же не к кому, как вы понимаете, отослать ее!

      Она молчала, не сводя с него глаз. Ветер утих. Дженнифер видела Бюсака, все еще опиравшегося на стол. Он вскинул голову и уставился на донью Франциску. Лица видно не было, но спина вдруг точно окаменела – от ужасной мысли, пришедшей ему в голову. Он заговорил, и в голосе его прозвучал ужас:

      – Вы что, предлагаете убийство?

      Она резко оборвала его:

      – Я ничего не предлагаю. Повторяю, это твоя забота. Сам ввязался в эту историю, сам и выпутывайся. Я ничего не желаю знать.

      – Я не пойду на такое, черт вас возьми!

      Ее губы скривились.

      – Каждый судит о