Литерное дело «Ключ». Гелий Рябов

конверт из ближайшего к границе французского городка. Форма конверта и, главное, марка свидетельствовали, что письмо служебное. Распечатав, вынул два листка великолепной мелованной бумаги с торопливо бегущими строчками от руки: «Мне сообщили, что только в вашей аптеке возможно приготовить лекарство, способное излечить моего дорогого Мутти от заболевания предстательной железы…» Дочитав письмо до конца, Абашидзе с некоторым трудом уяснил, что Мутти – кобель, доберман-пинчер в возрасте десяти лет. «У них как и у нас… – подумал грустно. – Впрочем, это ведь не о том…» Скрупулезно сравнив текст со специально отпечатанным в единственном экземпляре словарем новейшего французского языка, полковник записал на отдельной бумажке раскодированный текст. Покоробило: Центр запрещал искать содействия в легальной резидентуре, обращаться к трижды проверенным собственным людям, – а ведь только они одни и смогли бы, наверное, каким-то неведомым, непостижимым способом подобраться к золоту, столь желанному любезному отечеству. Теперь же ноль, безвоздушное пространство. Слава богу, банк сподобились назвать, кормильцы… Итак – «Империал». Полковник частенько проходил мимо серой громады на берегу озера. Старое здание, начала века, со всеми признаками модного тогда модерна. Построено со вкусом, для себя, на века. Прекрасно! Только вот с какого бока подступиться?.. Из окна служебной квартиры (постоянно жил при аптеке, это создавало дополнительный ореол «изумительного аптекаря») виднелись островерхие маковки русской церкви, а дальше, за гигантской струей фонтана в центре озера, объект. Банк. «Он сейчас как бы мышь… – подумал лениво. – А я? О, я кот, это не противоречит моей сути, ментальности, как принято теперь говорить. И это значит…» Оборвав течение мысли на самом интересном месте, Василий Андреевич принялся рассматривать купола. Он частенько бывал под сводами храма, на каждую Пасху стоял от звонка до звонка, много часов. Это так и называлось среди русских эмигрантов первого поколения – «стоять». «Завтра Страстная начинается, мы должны стоять», – вспомнил вдруг некогда сказанное на берегу теплого моря, в Марселе. Старичок, в чем душа держится, а вот поди ж ты… Урок усвоил и с тех пор всегда «стоял» на всех престольных праздниках, вваливаясь в служебную бездыханным. Привычка была, образовалась, а вот традиции – ее не было, откуда бы и взяться? Происхождение самое что ни на есть рабоче-крестьянское, атеистическое, безбожное.

      Религиозности требовала легенда, с которой заступил некогда на поприще внешней, политической разведки: по легенде этой, созданной аналитиками управления, Абашидзе происходил из старой грузинской княжеской фамилии, которая еще до крушения независимой Грузии (растоптали проклятые большевики, захватили и изнасиловали несчастную родину), сразу же после февральского переворота, благоразумно отправилась в Южную Францию: языком владели прекрасно, в банках имели счета. Однако, когда в тридцатых родное советское правительство бросило всеэмигрантский клич: вернитесь, любимые, в пенаты, – дедушка (уже выживал из ума) радостно поверил, сердчишко забилось невместно,