Серый: Серый. Подготовка. Стальной рубеж. Константин Муравьёв

килограммов. Одет в джинсы, светло-серую футболку с изображением Франкенштейна и серого цвета болоньевую куртку. Внешность – не ошибетесь (см. особые приметы). Особые приметы – все тело покрыто рублеными и широкими шрамами, на лице их больше двадцати, со стороны кажется, что он собран и сшит из маленьких кусочков, непропорционально длинные руки. Голова будто разрублена пополам и соединена вновь, но с небольшим скосом в правую сторону. Глаза разного цвета, правый зеленый, левый карий. Не улыбается. Голос очень грубый и рычащий из-за перебитых голосовых связок.

      Глава 1

      Вспышка.

      Все тело болит и ноет. Не похоже это на рай. Да и на тот свет тоже.

      Чувствую, что лежу на чем-то мокром и шершавом, от чего воняет нечистотами, и к этому примешивается какой-то странный сладковатый запах или привкус. Но в последнем не уверен.

      Голова тяжелая. Не получается открыть глаза. Даже больше: совсем не могу пошевелиться.

      Такое ощущение, что все тело отнялось или плотно связано, но это не так. Никаких пут на себе я не чувствую.

      Неожиданно к шее прикасается нечто холодное.

      Разряд. Я выгибаюсь дугой и рычу, не в силах сдержать боль.

      Удар по лицу. Еще удар. Еще.

      И я снова ощущаю под своей щекой вонючую шершавую поверхность.

      – Хыр. Хыр. Хыр, – слышу я чей-то злой и грубый голос.

      – Кого вы притащили в этот раз, придурки? – понимаю я услышанное. – Это же какой-то бесполезный мутант или чей-то эксперимент. Мозгов у него не больше, чем у вас, идиоты. Вы видите его голову? Да ему же проводили трепанацию черепа и, возможно, лоботомию.

      В терминах полностью разобраться не могу, но сознание подсунуло именно их.

      – Зачем на него потратили картридж с «лингвиком»? – неизвестное понятие так и осталось в контексте.

      Еще один удар по моей голове. А потом несколько ударов по телу.

      «Явно пинают ногами, – констатирую я, – должно быть больно, но после того разряда, что я получил, ничего не ощущаю, тело будто отнялось или сдвинуло болевой порог до возможного максимума».

      Тут в разговор вклинивается другой голос. По-моему, женский.

      – Та. Та. Та.

      – Дорогой, остынь. Ты же сам видел, что вел он себя, как вполне разумный. Кто же знал, что это лишь имитация или повторение. Не порти товар. Мы придумаем, что с ним сделать.

      И по моей спине прошелся тот самый холод, что я до этого ощущал на шее.

      Разряд. Боль. Невыносимая. Будто каждый нерв оголили и натерли какой-нибудь гремучей смесью. В этот раз разряд длился дольше.

      Тело даже не смогло выгибаться. Просто тряслось в конвульсиях.

      – Будет мне чем поразвлечься, – все тот же женский голос.

      И еще один разряд.

      – Похоже, у него разрыв сухожилий и связок, – прокомментировал грубый голос, – даже трястись и рычать не может. Ты смотри, не убей его. Я, кажется, знаю, для чего он сгодится.

      Новый пинок по голове. Но это так. Кто-то лишь погладил меня, по сравнению с прошлой болью.

      – А вы, придурки, показывайте остальных,