Любовь и война. Великая сага. Книга 2. Джон Джейкс

глаза.

      – Как же ты посмела явиться сюда после всего того, что случилось?

      Вирджилия наклонила голову, словно принимая и обвинение, сквозившее в вопросе, и гнев, который Констанция не могла скрыть.

      – Можно мне сесть? – сказала она. – Я неважно себя чувствую.

      – Ну, садись, раз так… – после некоторого колебания ответила Констанция.

      Не отдавая себе отчета в том, что делает, она машинально шагнула к колоде, где лежал топор, и положила ладонь на рукоятку. Вирджилия тяжело опустилась на табурет; движения ее были замедленны, как у древней старухи. Констанция вдруг с ужасом поняла, что ее пальцы сжимают топор, и быстро отдернула руку.

      Уильям снаружи издал радостный вопль и помчался к мишени, чтобы выдернуть три стрелы из нарисованного на доске бычьего глаза.

      – Это тот же, что был у тебя в апреле? – спросила Констанция, кивнув на саквояж. – В котором ты унесла все мое лучшее серебро? Мало того что ты опозорила эту семью почти всеми вообразимыми способами, так ты еще и обокрала ее. Воровка!

      Вирджилия сложила руки на коленях. На сколько же она похудела за это время? Фунтов на сорок? Или даже пятьдесят?

      – Мне нужно было на что-то жить, – сказала она.

      – Возможно, это и причина, но не оправдание. Где ты жила с тех пор, как ушла отсюда?

      – В разных местах, мне совестно об этом рассказывать.

      – А вернуться в этот дом у тебя совести хватило.

      На глазах Вирджилии выступили слезы. Не может быть, подумала Констанция. Она видела, как Вирджилия плачет, только один раз – когда умер ее чернокожий любовник.

      – Я больна, – прошептала Вирджилия. – У меня жар и очень кружится голова, ноги совсем не держат. Я думала, что упаду в обморок, когда поднималась на холм от станции. – Она тяжело сглотнула и наконец сказала главное: – Мне просто некуда больше пойти.

      – А как же твои распрекрасные друзья-аболиционисты? Не берут тебя к себе?

      На губах Констанции помимо ее воли появилась кривая усмешка, а вместе с ней снова пришло жгучее чувство стыда. «Ты должна остановиться», – сказала она себе. На этот раз упрек подействовал. Бесчеловечно так вести себя с тем, кто просит твоей помощи, решила она, тем более что гневом уже ничего не добиться. В конце концов, перед ней сидело сломленное существо, которое нуждалось только в ее милосердии.

      – Нет, – наконец ответила Вирджилия. – Больше не берут.

      – И чего же ты хочешь?

      – Просто уголок, чтобы немного пожить. Отдохнуть, поправиться. Я хотела молить Джорджа…

      – Я же сказала: он теперь служит в Вашингтоне.

      – Тогда я буду умолять тебя, если ты этого хочешь, Констанция…

      – Замолчи! – Констанция отвернулась и закрыла глаза, а когда через минуту снова посмотрела на Вирджилию, ее суровое лицо уже было спокойно. – Ты можешь остаться, – сказала она, – но ненадолго.

      – Хорошо.

      – Самое большее – на несколько месяцев.

      – Хорошо. Спасибо.

      – Джордж