За веру, царя и социалистическое отечество. Николай Чадович

что карла поместится.

      – Карла не карла, но мужичок весьма тщедушный.

      – Блуду про твой замысел ведомо?

      – Окстись! Я еще из ума не выжил. Разве можно доверять человеку, который изменой погубил своего благодетеля?

      – Не обижайся. Я думал, ты с ним в доле.

      – Мы с тобой в доле.

      – Все одно завтра на тебя Блуд укажет. Больно уж дело с бочкой подозрительное.

      – Ты опять меня учить взялся?

      – Все, все! Больше про Блуда ни слова.

      Где-то далеко вверху, гораздо выше земли, однако ниже неба, вспыхнул тусклый огонек и, рассыпая искры, устремился вниз, но не с посвистом и грохотом, а с тихим шелестом, какой бывает в опочивальне, когда девица снимает свои наряды.

      Упав на воду, огонек не погас, а разгорелся еще ярче.

      – Что за диво? – изумился Дунай.

      – Веревочная лестница, – пояснил Добрыня. – На конце фитиль горящий пристроен. А иначе как ее в этой тьме кромешной отыскать… Плыви туда.

      Отталкиваясь багром от берега, Дунай повел челн на огонек, и вскоре Добрыня уже держал в руках свободный конец лестницы.

      – Прочная вещь, – сказал он с одобрением. – Из конского волоса свита… Теперь ты понял, друг сердечный, зачем я тебя на воровской промысел взял? Не Сухмана, не Ушату, не кого-нибудь иного, а единственно тебя.

      – Других дураков нет с тобой ночью по Днепру кататься, – буркнул Дунай.

      – Не угадал. Увальни они все. Хоть здоровущие, но увальни. А ты, только не обижайся, ловкостью мартышке подобен. Да и не пролезет Сухман в башенное окошко. Чрево не позволит.

      – А я, полагаешь, пролезу? – с сомнением молвил Дунай.

      – Кроме тебя, некому… Я бы никого больше в башню не послал, да уж больно мой лазутчик слабосилен. Не управится один. Сам подумай – всю княжью казну надо наверх, к окошку перетаскать, а потом вниз на веревке спустить. А это все же золото, а не лебяжий пух.

      – Велика казна?

      – Да уж не мала. Боюсь, целиком в челн не поместится. Остальное утопить придется.

      – Рука не дрогнет?

      – Душа, может, и дрогнет, а рука – нет. Главное, чтобы Владимир без гроша остался. А свою долю ты получишь, не сомневайся.

      – Мы вроде за веру истинную радеем, а не за злато греховное.

      – Хорошо сказано. Хотя злато само по себе не греховно. Как и сила молодецкая. Токмо один силу свою во зло ближнему употребляет, а другой во благо. Грех не в злате, а в нас самих… Да что мы все разговоры разговариваем! Бери веревочку шелковую и полезай наверх. До третьих петухов надобно управиться.

      – С лазутчиком твоим… как быть? В подобных делах, сам понимаешь, как в страсти любовной. Третий лишний.

      – Есть у меня одно правило: близким зла не чинить, – веско произнес Добрыня. – Ни друзьям, ни слугам, ни псам, ни коням. Пора бы это тебе, витязь, знать…

      …Ближе к полудню, когда большинство участников ночного пира еще почивали, по городу разнесся слух, что пропал княжеский ключник Буд, он же Блуд. Владимир Святославович хоть и гневался, но некоторое время терпел. Слишком многим он