Assassin's Creed. Одиссея. Гордон Догерти

материка.

      Лагерь спартанцев занимал всю вершину скалы. Сейчас вокруг него горели факелы. По периметру стояли бдительные караульные с бесстрастными лицами. Шипы их копий были воткнуты в землю, отчего сами копья стояли ровно, словно колья. Скириты расположились на возвышении, среди деревьев. Они славились как меткие копьеметатели и превосходные ночные дозорные. Скириты не являлись чистокровными спартанцами, но их воинское искусство ценилось. А внутри лагеря у костров сидели спартанские воины, раскатисто смеясь и потягивая из кофонов жидкую «черную похлебку». Иные точили копья. Несколько человек стояли совсем голыми. Рабы-илоты намазывали их жилистые тела особым маслом, чтобы потом стригилями соскрести грязь и пот.

      Стентор тоже сидел у костра, разведенного в самой середине лагеря: усталый, голодный и злой. Не в силах заснуть, он встал и для компании разыскал еще нескольких воинов, страдавших бессонницей. Их он привел к костру, чтобы вместе коротать ночные часы.

      – А ну-ка, спойте мне что-нибудь из стихов Тиртея, – велел он. – Одну из его боевых песен.

      Двое спартанских воинов, сидевших напротив, смущенно закашлялись, зашаркали ногами, затем весьма скверными голосами затянули песню, написанную около трехсот лет назад величайшим поэтом Спарты. Вскоре на лице Стентора появилась гримаса недовольства.

      – Лучше прекратите, пока тень этого великого человека не явилась сюда и не вырвала вам языки!

      Стентор посмотрел в сторону бухты, где на волнах покачивалась «Адрастея». Эта докучливая наемница торчала здесь почти два месяца. Все изнуряюще жаркое лето. Ее вмешательство в сражения спартанцев бросало тень на их победы. А уж что говорить про ее стрельбу из лука. У спартанцев это оружие никогда не было в почете.

      Как-то Стентор спустился вниз, чтобы посмотреть на своих воинов, упражняющихся в боевых искусствах. Выстроившись двумя фалангами, спартанцы сошлись в потешном сражении. Стентор хрипло посмеивался и рукоплескал, глядя на сходящиеся шеренги, где воины сшибали противников, хвастаясь количеством «убитых». Под конец на ногах остался только один воин. Остальные сидели и лежали, протяжно стеная. Стентор ликовал. Он двинулся в сторону победителя… пока не увидел, что под красным спартанским плащом и бронзовым шлемом сражался вовсе не урожденный Лаконии. Это была она. Она!

      Стентор обрушился на спартанцев, словно коршун на беззащитную пташку, отчитав их за то, что позволили наемнице упражняться вместе с ними да еще дали ей спартанское копье и щит.

      – Но она их заслужила, господин, – возразил кто-то из воинов. – У этой женщины крепкая спартанская выучка, хотя она и отказывается назвать имя своего наставника.

      Кто-то из побежденных в потешном сражении решил было приударить за ней: схватил и попытался поцеловать. Бедняга до сих пор отсиживался в углу лагеря с разбитой челюстью и помятыми яйцами. Стентора настораживали сообщения скиритов. На протяжении последнего месяца, едва стемнеет,