Северная ходьба. Игорь Булатовский

с набыченным уродом

      афинский мальчик –  смуглая душа.

      «Шарканье жестяной лопаты…»

      Шарканье жестяной лопаты

      по льду: шарк, шарк, шарк.

      В семь утра, чем богаты,

      тем и рады шуршать

      эти поскребыши ночи

      в мягком еще мозгу,

      как шаг слуховых отточий

      вместо слов «не могу» –

      ни спать уже, ни проснуться,

      только просунуться мозгом туда, где

      под ударами секундного кнутца

      шаркает жесть по мертвой воде.

      «Утоптан снег, деревья голы…»

      Утоптан снег, деревья голы,

      кора внизу от сырости черней.

      Как в старших классах средней школы,

      все больше длинных серых дней.

      И человек сезона просвещенья

      подсматривает правильный ответ:

      движенья нет, есть только приближенья,

      ученье –  тьма, а неученье –  свет.

      «По маленькой бы еще небесного огня…»

      По маленькой бы еще небесного огня,

      чтоб сердцу стало холоднее,

      чтоб дымчатые края, друг в друга прозвеня,

      сомнений не оставили бы на дне и

      опять наполнились отчужденным пайком

      того, чье сердце стало льдинкой,

      кто с этой песней больше незнаком

      и водится с колючей сонатинкой

      там, где на всех –  единственный клавесин,

      и все к нему подносят звуков горстки,

      но вместо клавиш –  иглы, и один

      из ангелов-чертей всем выдает наперстки.

      (А кому-то не выдает?..)

      «Какие черти детские, кривые…»

      Какие черти детские, кривые

      качают эту лодочку-печаль!

      Какие у нее уключины кривые,

      и всего-то им жаль, и всего-то: им жаль!

      И всех делов-то: прохудилось днище,

      и маленькая трещина слезит

      февральский день, уже не день, а днище,

      и сколько в нем поместится обид!

      И сколько еще останется места

      для местных радостей –  для ветра и воды,

      для их морского «тили-тили-теста»,

      для их земного «растуды»!

      Северная ходьба

      1. Метель

      Тихо так, что щелкают позвонки:

      тишина тебе сворачивает шею,

      и ты оборачиваешься.

      Снежинки стучат в теплые виски,

      им в конусе под фонарями страшнее,

      вот и мельтешат они вовсю.

      Сова на ветке лицом ли, спиной

      сидит; из головы две веточки торчат,

      сидит и кряхтит гýдко: э-э, э-э,

      Плохо ей в этот снегопад одной,

      а может, хорошо, совсем наоборот,

      как, наоборот совсем, – тебе.

      Летела стая… Совсем не про них:

      зимой они всегда одиночки. Сов семь,

      может, наберется иногда

      осенью –  лететь к нам сюда, «на юг»,

      за мышью. Нынче здесь мышь под снегом совсем

      и ходит под снегом по ходам,

      так что приходится ловить и птиц.

      Сова