Охотник: Охотник. Зверолов. Егерь. Владимир Поселягин

думаешь, сможешь это сделать?

      – Да, – коротко ответил я. – Сейчас ты спросишь, откуда я возьму деньги. Так вот, я уже две недели как пишу приключенческий фантастический роман, рассчитываю его отдать в издание в Москве, когда поеду на море. Крюк, конечно. Думаю, к этому времени он будет закончен. Планирую трехтомник.

      – Так вот на что ты тратишь все свободное время, а мы думали, что у тебя девушка.

      – Она у меня тоже есть, но пока активно этому сопротивляется. Ничего, думаю, ее твердыня скоро рухнет.

      – О чем книга, и где ты ее пишешь? – после минутного молчания спросил отец.

      – Это будет жанр альтернативной истории. Шестнадцатилетний мальчишка-комсомолец из нашего времени попал в сорок первый на границу, когда немцы двинули. Так что дальше его ждут активные приключения. Написал уже треть. Работаю я над книгой в нашей городской библиотеке, там за небольшие деньги дают напрокат печатную машинку. Как я пишу пером, сам знаешь.

      – Почитать перед отправкой дашь?

      – Фронтовику и не дать?! Конечно, заодно поправишь, если что не так. Более того, хотелось бы найти фронтовика, который встретил войну на границе, и расспросить его. Можно внести в книгу, что переживали отступающие бойцы и командиры в то время.

      – Знаю одного такого, начинал войну в погранвойсках, а закончил в разведбате. Я с ним поговорю.

      – Да? Знаешь что, тогда я черновой написанный вариант дам почитать тебе прямо сейчас. Рукопись у меня с собой.

      Сходив в спальную комнату, я открыл чемодан, подаренный отцом, и достал из-под кипы белья стопку листов.

      – «Смерти вопреки»? – удивленно поднял брови отец, прочитав название на обороте.

      – Рабочее название, в редакции наверняка изменят на что-то другое, патриотическое.

      – Как прочитаю, сразу сообщу тебе, что не так.

      – Я вот карандаш приготовил, можешь делать записи прямо на страницах, все равно это черновик. Только постарайся не афишировать мое новое увлечение. Хорошо?

      – Да-да, конечно, – с трудом оторвавшись от первого листа рукописи, ответил отец.

      После того как мы легли спать, в комнате родителей еще долго горел торшер на столе и был слышен шелест листов, пока мама не начала ворчать и отец не ушел на кухню. На следующий день, как раз был выходной, воскресенье, отец к обеду дочитал и, встретив меня возвращающимся с прогулки, предложил поговорить.

      Мы вышли на пустую лестничную площадку, отец достал пачку «Беломора», выбил папиросу и закурил.

      – Скажу честно, понравилось. Есть, конечно, мелкие огрехи, но их можно убрать.

      – Рецензию написал?

      – В смысле, где нужно поправить?

      – Да.

      – Да, сделал. Но видишь ли, ты пишешь про пехоту, а я летчик. Да, я начал воевать с середины сорок второго, застал провал Харьковской операции и Сталинград, но кое-что я мог бы тебе подсказать. Хотя скажу честно – не многое. Лучше все-таки взять фронтовика, воевавшего в пехоте. Так вернее будет. Помнишь, я тебе говорил про того, кто воевал