Московский принц для Золушки. Наталия Миронина

как отец разливает его по бутылкам. Знаете, это такой длительный процесс, начиная с весны, когда лоза просыпается.

      – У вас рос виноград?

      – Да, я из Сочи, у нас был свой дом и немного винограда.

      – А сейчас?

      – А сейчас в нашем доме живут чужие люди. Мама решила его продать. Она вышла замуж, у них тоже дом. Но винограда они не выращивают.

      Тата вдруг осеклась – никому в Москве она этого не рассказывала. Не потому что что-то секретное было, а просто это касалось ее внутренней жизни и ее планов. Тата, навестив как-то мать и дядю Славу, поняла, что, кроме мамы, никто ее там особенно не ждет. Вложив вырученные от продажи дома деньги в покупку земли, дядя Слава и мать имели теперь огромный участок. У них был сад, огород, домик, который они сдавали отдыхающим. Хозяйство стало богатым, но оно не имело отношения к Тате. И слабая вера, что когда-нибудь она въедет в этот дом, потихоньку улетучилась. Тата никогда и никому не говорила, что, по сути, осталась без крова. И что главная задача в ее жизни – это заработать денег и купить хоть какое-нибудь жилье. Задача почти фантастическая. И вот сейчас она об этом в двух словах рассказала своему начальнику.

      – Ой, простите, я вам голову заморочила баснями, – рассмеялась Тата, – мы ведь пришли о делах поговорить.

      – Да, – рассеянно ответил Рябцев, – о делах. Виноградник свой, вино свое – это здорово. Это прям как будто книжку читаешь.

      – Это здорово, – подтвердила Тата и отпила из бокала, который принес официант. – А вот это хорошее вино. Дорогое. И вкус у него правильный. Подойдет к сыру, красному мясу.

      – А что, есть еще какое-то мясо? – удивился Рябцев.

      – Есть белое мясо. Есть мясо птицы, курицы…

      – И к каждому свое вино?

      – В принципе, можно подобрать к каждому.

      – А как же вы так… Приехали в Москву… такой дом был… Зачем же допустили… – проговорил Рябцев. Как курсы сомелье, так и продажа родного сочинского дома произвели на него сильное впечатление. В этой истории были страсти!

      – Геннадий Петрович, я же не могла запретить маме это сделать! Она оставалась одна, я уезжала. Потом, папа умер. Она… В нее влюбился наш сосед. Ну, понимаете, так это все было сложно…

      – Но продать дом?! А как же вы?! А по документам… Где вы прописаны? Что вам осталось…

      – Не спрашивайте… – Тата снова отпила из бокала.

      Вино действительно было хорошим, и она почувствовала, что захмелела. «О, надо осторожней!» – одернула Тата себя, но тут же сказала:

      – Формально я могу там жить. Уж если совсем худо будет. Регистрация есть. Но мне там ничего не принадлежит. Не то чтобы я жадная была или меркантильная, но мама должна была думать, когда все это делала. А я постеснялась с ней поговорить.

      – Но вы же были ребенком, закон запрещает.

      – Нет, я уже взрослая была, в Москву собиралась ехать учиться. Так что сама виновата…

      – Ну, вообще… – развел руками Геннадий Петрович. Он залпом выпил свое вино.

      – Я вам так скажу, – наклонилась к нему Тата, – у меня цель. Квартира. Любая. Но своя.