Апокрифъ. Вадим Вольфович Сухачевский

ные рукой моего отца, Андрея Васильцева, другая – разросшаяся в целый роман, написанный моим дальним родственником Петром Аристарховичем Васильцевым, состоявшим (прежде, чем получить революционную пулю в затылок) в звании действительного статского советника.

      Как удалось бедному Борисочкину сохранить этот прах веков от всех бурь, отбушевавших над планетой, остается только гадать.

      Я лишь позволил себе разложить листы по-своему, окольцевав роман двумя обрывками из рукописи отца.

      Роман П. А. Васильцева содержит в себе некий небезынтересный, по-моему, апокриф, осмыслить который пока не берусь – быть может, настанет и для этого время. Покуда же, как говорится, за что купил, за то и продаю. Одно лишь могу сказать с уверенностью: появившейся в этом романе князь Никита Васильцев – вовсе не плод авторского воображения, он уже не раз представал в наших семейных преданиях; во всяком случае, это именно он еще тогда, на рубеже XVIII и XIX веков избавил наш род от обременительных имений, так что далее мы, Васильцевы, шагали уже налегке.

      Что, возможно, и к лучшему.

      Ю. Васильцев, 1958 год.

      Вместо пролога

      Из записей Андрея Васильцева

      (1-е января 1900 года)

      – Тайна! Великая тайна прошлых столетий и наступающего века!

      – Вековая тайна будет раскрыта! Подробности в завтрашнем выпуске «Санкт-Петербургских ведомостей»!.. Полторы копейки, ваш-благородь. Мерси.

      * * *

      Хворобный петербургский мороз вползал под воротник, прихватывал исподнее. На Анничковом мосту дворник подбирал лопатой навозные яблоки, оброненные проехавшим мимо экипажем. Они были уже тверды, как ядра, и попадали в ведро с металлическим звоном, будто оставленные бронзовыми конями, вздыбившимися поблизости. Даже навоз здесь мгновенно терял запах и все признаки своего живого, в тепле, происхождения.

      Я шагал к Зимнему дворцу, подгоняемый крайним любопытством. Чтó, чтó окажется в этом пакете столетней давности, который, по завещанию своего пращура, не далее как сегодня в полдень вскроет нынешний император? Так и начертано было на том пакете рукой императора Павла: «Вскрыть ровно через 100 лет».

      …проходя сквозь длинную анфиладу залов Зимнего дворца. Приглашенные невысокого сорта, к числу коих был отнесен и ваш покорный слуга, притихнув от торжественности предстоявшего момента, двигались тесным строем в сопровождении величаво безмолвного дворецкого. Здесь были известные журналисты, профессора-историографы, статские и действительные статские советники (не выше), провинциальные архиереи и губернаторы.

      Белые двери у входа в самые чертоги были закрыты. Перед ними уже томились ожиданием камергеры в парадных, шитых золотом мундирах, несколько митрополитов, три католических кардинала, военные и статские генералы высокопревосходительских чинов. Эти, когда ведомая дворецким процессия приблизилась к дверям и замерла, теперь с явным неудовольствием разглядывали подошедшую людскую мелочь и держались особняком.

      Дворецкий распахнул двери в следующий зал и подал всем знак следовать за ним. Но и то, как оказалось, были всего лишь чертоги пред чертогами. Здесь, перед еще одними закрытыми дверьми, сидели в креслах князья императорской крови, послы великих держав и высшие сановники империи, включая всегда хмурого ликом графа Плеве и слегка ироничного Витте. Теперь, уже под их взглядами, персоны из первой залы поникли, явно ощутив и свою недостаточную человеческую значительность.

      – Господа, – громко обратился к присутствующим осанистый обер-камергер – судя по всему, главный на сегодня церемониймейстер. – До назначенного известного события осталось не более пяти минут. Прошу всех оставаться в этой зале и сохранять приличествующую случаю тишину. Его и ее императорские величества, их императорские высочества и господа чиновники-хранители Тайной канцелярии войдут в эту залу (он указал на следующую дверь, украшенную державным орлом) с другой стороны. Затем в залу будут допущены лишь лица, имеющие приглашения первой категории.

      Принцы, министры и послы победоносно переглянулись, остальные приниженно попятились назад, высокопревосходительства начали кивать просто превосходительствам, словно сейчас только их заметив, а один знакомый полковник-флигельадъютант даже вашего покорного слугу удостоил демократического рукопожатия.

      – Остальные приглашенные, – продолжал церемониймейстер, – смогут наблюдать за происходящим из этой залы через дверь, коя сейчас будет открыта. Господа фотохроникеры, попрошу вас зажигать магний не иначе как по моему мановению. К прочим господам просьба не заступать далее вот этого ковра, не заслонять друг другу обзор и соблюдать должную выдержку.

      Фотохронисты начали расставлять треноги, а «прочие господа» отступили еще дальше от кромки ковра и, сбившись в кучу, уже совершенно не чинясь, стали перешептываться друг с другом.

      – И здесь не могут без иерархии, – вздохнул один, с нафабренными усами. То был журналист по фамилии Коваленко, известный своими либеральными взглядами, борец за равноправие инородцев и иноверцев, печатавшийся также под