Homo ludens. Человек играющий. Йохан Хёйзинга

языки обозначают различные формы игры с помощью совершенно различных слов, и это множество встало на пути обобщения всех форм игры одним-единственным термином. Этот случай отдаленно напоминает известный факт, что в так называемых примитивных языках иной раз есть слова для разновидностей – но не для вида вообще: скажем, для угря или щуки – но не для рыбы.

      Есть ряд указаний на то, что насколько первостепенной могла быть сама функция игры, настолько второстепенным было в некоторых культурах место этого явления как абстракции. Особенно веским кажется мне в связи с этим то обстоятельство, что ни в одной из известных мне мифологий игра не нашла воплощения в фигуре божества или демона[59], тогда как, с другой стороны, божество часто предстает как играющее. На позднее происхождение общего понятия игры указывает также тот факт, что в индоевропейских языках мы не находим общего для них слова с таким значением. Даже германская группа языков расходится в наименовании игры, используя для этого три разных слова.

      По-видимому, не случайно именно те народы, у которых игра во всех ее видах была, так сказать, глубоко в крови, имели множество разных слов для выражения этой деятельности. Полагаю, что могу это утверждать более или менее определенно в отношении греческого, санскрита, китайского и английского языков.

      В греческом языке для обозначения игры есть примечательное выражение в виде окончания – ινδα. Означает оно не что иное, как просто играть. Это несклоняемый и грамматически неупрощаемый суффикс[60]. У греческих детей были такие игры, как σφαιρίνδα (сфери́нда) – игра в мяч, ἑλκυστίνδα (гелкюсти́нда) – перетягивание веревки, στρεπτίνδα (стрепти́нда) – игра с пращой, βασιλίνδα (басили́нда) – царь горы. В полной самостоятельности этого суффикса уже как бы символически выражена окончательная неупрощаемость понятия игры. В противоположность этой исчерпывающей специфике квалификации детских игр греческий язык использует для наименования сферы игры вообще не менее трех разных слов. Прежде всего это παιδιά (пайдиá), сразу же оказывающееся под рукою слово, которое обозначает игру. Этимология здесь вполне прозрачна: то, что имеет отношение к детям; в то же время это слово отличается от παιδία (пайди́а) – ребячества. По своему употреблению, однако, παιδία не ограничивается исключительно сферой детской игры. Вместе с производными от него παίζειν (пáйдзейн) – играть, παῖγμα (пáйгма) и παίγνιον (пáйгнион) – игрушка оно может означать всевозможные формы игры, вплоть до самых высоких и самых священных, подобно тому как мы уже это видели. Со всей этой группой слов связан смысловой оттенок радостного, веселого, беззаботного. Слово ἀθύρω, ἄθυρμα (атю́ро, áтюрма) в сравнении с παιδιά остается на заднем плане. Оно выражает смысловой оттенок чего-то пустого и незначительного.

      Остается, однако, еще одна обширная область, которая, согласно нашей терминологии, также попадает в сферу игры, но греками

59

Лузус, сын или спутник Вакха и основатель рода лузитанов, является, конечно же, позднейшим измышлением^1*.

60

Самое большее, здесь можно предположить некоторую связь с – ιντος, а на основе этого отнести окончание – ινδα к праиндогерманской, эгейской языковой группе. Как отглагольный суффикс это окончание встречается в – ἀλίνδω, κυλίνδω, со значением валяться, возиться, близким к ἀλίω и κυλίω. Значение, связанное с игрой, присутствует здесь, видимо, в ослабленном виде.